"Евгений Евтушенко. Голубь в Сантьяго (Повесть в стихах) " - читать интересную книгу автора

Евтушенко Евгений


Голубь в Сантьяго
Повесть в стихах

Могу я спросить мою книгу,
я ли ее написал?

Пабло Неруда

1

Усталость самого измученного тела легка в сравнении с усталостью души,
но если две усталости сольются в одну, - то и заплакать нету сил, а плакать
хочется особенно - когда устал настолько, что не можешь плакать. Так я устал
однажды...
От чего? От жизни?
Жизнь превыше обвинений. Устал я от всего того, что в ней скорей на
смерть, а не на жизнь похоже. Не сразу умирает человек, а по частичкам - от
чужих болезней, таких, как равнодушие, жестокость, тихонько убивающих его.
Но горе человеку, если он болезнями такими заразится, тогда не только
мертвым стал он сам, но, пребывая мертвым, умерщвляет. Есть в жизни много
маленьких смертей, скрывающихся в трубке телефонной, когда так унизительно
звонить, а никуда не денешься - придется. В моей проклятой книжке записной
есть много номеров таких особых, что пальцу мерзко всовываться в диск, как
будто набираешь номер смерти, как будто сейф тяжелый открываешь и знаешь
наперед - в нем пустота и только чьи-то черепа и кости. В тот день я сделал
несколько звонков, заранее бессмысленных, но нужных. Есть в слове "нужно"
запах нужника, куда войдешь и в что-нибудь да влипнешь, так, что подошв
потом не отскребешь. И я звонил, влипая в голоса, то в приторно-садистские,
как мед, где столько звонки, как будто мухи, попавшись, кверху лапками
торчат, то в булькающие скороговоркой, как тесто, сковородки опасаясь,
трусливые пускает пузыри. О, подлое изящное искусство избегновенья что-либо
решает лишь тем, что не решает ничего. И каждый раз я опускал ни с чем
гантель бессильных - трубку телефона. Я должен сделать был еще звонок, но
телефон, как жаба из пластмассы, такое отвращенье вызывал, что я не смог...
Доплелся до тахты, упал пластом, не в силах снять ботинки, заставил
руку взять со стула книгу, раскрыл ее, но буквы расплывались. А это был не
кто-нибудь, а Пушкин. Неужто и бессмертные бессильны в защите смертных?
Кто же защитит? Неужто голос в телефонной трубке сильней Гомера, Данте,
и Шекспира, и Пушкина?
О, если даже Пушкин не помогает, - это страшный знак! И о самоубийстве
мысль вползла в меня из дырок телефонной трубки, как та змея из черепа коня,
в своих зубах скрывая смерть Олега. Я ненавижу эту мысль в себе. Она
являлась в юности кокеткой, приятно ублажая самолюбье: "Самоубийство не
убьет - прославит. Заставь себя признать самоубийством, тогда тебя оценят
все они". (Они, они... Спасительное слово для тех, кто слаб душой, а, между
прочим, сам для кого-то входит в часть понятья под кодом утешительным -
"они".) Теперь кокетка мысль старухой стала, ко мне порой являясь, будто