"Евангелие от Филиппа (апокриф, с комментариями)" - читать интересную книгу автора

понято.
Памятник всегда сложнее любой его интерпретации. И это сочинение
очень широко открыто самым разным толкованиям. Оно замечательно даже среди
произведений Наг-Хаммади, подчас поражающих своей многозначностью. К тому
же оно чрезвычайно разнообразно как с содержательной, так и с формальной
стороны. Все это заставляет любую попытку его интерпретации считать заранее
неполной и огрубленной. Поэтому здесь, выделяя некоторые основные темы,
устанавливая внутренние связи между отдельными положениями, мы вынуждены
помнить, что есть в апокрифе многое, нами не затронутое, а следовательно,
не исключена возможность совсем иных толкований.
В полной мере относится к Евангелию от Филиппа следующее: есть нечто
общее в гностических текстах и вместе с тем каждый из них несет свой
собственный гносис, в каждом по-своему расставлены акценты, каждый
выразителен на свой лад. Индивидуальность памятников сказывается и на
форме, столь свободной, что она с трудом поддается определениям, и на
содержании: тщетно искать полное единство с другими сочинениями в
суждениях, находимых в апокрифе, - об избранности гностиков, о характере
взаимодействия противоположных начал в. мироздании, о том, что такое
духовность. Евангелие от Филиппа отражает мировосприятие сложное и
внутренне в общем довольно цельное. Но было бы ошибкой забыть, что это
только один из возможных вариантов гностического миропонимания.
В апокрифе довольно явственно проступают два уровня бытия, с которыми
в изречениях связываются слова <мир> и <царствие небесное>.
Взаимозаменяемость слов и образов тут, как и в других гностических
памятниках, чрезвычайно велика. Поэтому в дальнейшем мы для краткости будем
обозначать уровни именно этими терминами, хотя в текстах одно сопоставление
сменяет другое: <мир> - <царствие небесное> (24. 87), <мир> - <эон> (11.
103 - 104), <мир> - <другой эон> (7), <мир> - <истина> (44,93). Есть в
апокрифе и третий уровень, о котором говорится в изречении 63: <или в мире,
или в воскресении, или в местах середины (ср.: 107), но не он
преимущественно занимает внимание автора документа.
Присмотримся к тому, какими приметами наделены <мир> и <царствие>.
Сказанное в изречении 63 (<В этом мире есть и хорошее, есть и плохое. То,
что в нем хорошее,- не хорошее, и то, что в нем плохое,- не плохое>) имеет
отклик в изречении 10: <Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое -
братья друг другу. Их нельзя отделить друг от друга. Поэтому и хорошие - не
хороши, и плохие - не плохи, и жизнь - не жизнь, и смерть - не смерть.
Поэтому каждый будет разорван в своей основе от начала>.
В <мире>, где все перемешано, каждая из составляющих его частей не
может быть совершенной. Полнота осуществления - удел иных уровней: и того,
который в изречении 63 назван <серединой> (<Но есть плохое за этим миром,
что воистину плохо, что называют серединой. Это - смерть>), и другого,
<царствия> (о нем читаем в изречении 10: <Но те, кто выше мира,-
неразорванные, вечные>) . <Мир> же лишен нерушимости (<...ибо не было
нерушимости мира...>,- 99).
В отличие от <мира> с разрозненностью слагаюших его частей, с
неизбежной ущербностью того, что есть в нем, суть <царствия>, как
раскрывается она в образах апокрифа,- в подлинном единстве: <Те, кто там,-
не одно и другое, но они оба - только одно> (103 - 104. Ср.: 26, 60, 61,
69, 77, 78, 123 и др.). Крепость, исполненность, совершенство - эти