"Шарль Эксбрайя. Жвачка и спагетти" - читать интересную книгу автора

- Полицейский? В такую рань?
- Уже девять часов, синьор Лекок...
Ответ уязвил Сайруса А. Вильяма, и тот мысленно возложил на Тарчинини
ответственность за это нарушение режима, предписывающего делать утреннюю
гимнастику самое позднее в семь утра.
- Хорошо, пусть войдет!
- Grazie, signore!*
______________
* Спасибо, синьор (ит.).

Лекок обулся, накинул халат, почистил зубы и как раз кончал
причесываться, когда в дверь постучали, и появился молодой полицейский,
казавшийся несколько взволнованным.
- Синьор Лекок?
- Да.
- Меня прислал комиссар Тарчинини передать вам, что один есть.
- Кто "один"?
- Труп.
- Кого-то убили этой ночью?
- Я, синьор Лекок, больше ничего не знаю. Комиссар Тарчинини сказал:
"Эмилио, по дороге домой зайди в отель к американцу и передай, что я сейчас
буду заниматься трупом. Если его это интересует, пусть подходит. Я буду
ждать в конторе до десяти. Потом можешь идти домой". Ведь я, знаете, всю
ночь дежурил, и если зашел сюда вместо того, чтобы отправиться прямо домой,
то только по дружбе. Тем более что Бруна, моя жена - она меня так любит, что
без меня, можно сказать, не дышит...
Мысль о жене вызвала слезы на глазах Эмилио, который,
расчувствовавшись, забыл о субординации и, дружески хлопнув Сайруса А.
Вильяма по плечу, доверительно добавил:
- Синьор, да пошлет вам Мадонна такую жену, как моя Бруна! Тогда вы
будете счастливейшим человеком и всю жизнь будете благодарить небо.
Arivederci, signore!*
______________
* До свидания, синьор (ит.).

Когда Эмилио вышел, Лекок опустился на кровать. Он не был уверен, что
все это ему не приснилось. В самом деле: неужели полицейский в форме
действительно входил в его комнату, чтобы поведать ему, в числе прочего, о
своем семейном счастье? Неужели этот полицейский действительно хлопал его по
плечу, как, бывало, товарищи по Гарварду, когда они встречались в светских
гостиных? И неужели, неужели наяву тот позволил себе вмешиваться в его
личную жизнь, давая советы?
Несомненно, возмущение Сайруса А. Вильяма перешло уже те границы, в
которых его еще можно было бы выразить, а может быть, он еще не совсем
проснулся? Но, бреясь, он представил себе физиономию Мэтью Д. Овид Пирсона,
если бы тот, проснувшись, увидел у своей постели полисмена, явившегося взять
его в наперсники своих любовных дел.

* * *