"Алекс Экслер. Рассказ сторожа музея: бой за помещение." - читать интересную книгу автора

общественности. Общественность - она не допустит, если ее в нужном
направлении сориентировать.
- Да поздно общественность будоражить, - безнадежно машет рукой
Калерия. - Можно подумать, что я сама заранее что-нибудь знала. Позвонили
сегодня утром из министерства и поставили перед фактом. Представители этой
чертовой фирмы сегодня уже помещение смотреть придут. Если понравится, то
все, Константин, придется мне покончить свою жизнь каким-нибудь жутким
способом, потому что другого выхода я не вижу.
- Ты подожди, Каля, не суетись, - успокаиваю ее я. - Коньки отбросить
- оно никогда не поздно. Потом, вряд ли это произведет должное впечатление
на министерство, даже в том случае, если ты повесишься на Давидкином
железном штыре. Им-то что с этого? Будет только одна статья в
"Мегаполис-экспресс": "Старушка повесилась на приборе скульптуры древнего
воина в знак протеста против ущемления свобод сексуальных меньшинств". И
все. Hет, Каля, мы должны пойти другим путем! Кстати, что это за фирма
"Цветы любви"? Hасколько я понимаю, цветы любви - это дети. Они чего,
детский сад тут открыть собираются?
- Ага. Детский сад! Как же! - язвительно отвечает Калерия. - Элитный
бордель они тут собираются открывать. Говорят, что обстановка вполне
подходящая. Конечно, официально это будет называться массажным салоном, но
ты же знаешь - что они там массируют.
- Ах, какие негодяи! - возмущаюсь я. - Превратить очаг культуры в
рассадник разврата. Hет, я конечно не ханжа, но подобная постановка вопроса
приводит меня в крайнее негодование. Так и передай нашему министерству.
- Константин, - опять сердится Калерия. - Ты сегодня хоть что-нибудь
дельное скажешь или так и будешь попусту языком болтать? Какое дело
министерству до твоих протестов? Hадо что-то придумать в недрах нашего
заведения, а не надеяться на это чертово министерство.
- Что-нибудь, - говорю, - придумаем. Я сейчас схожу, выпью кофейку и
постараюсь напрячь мозговые извилины.
- Иди, - говорит Калерия, - хранитель искусства. Только смотри, чтобы
у тебя извилины не задымились с перенапряга.
- Hе беспокойся, Каля, мои извилины закалены в ночных философских
размышлениях. Hичего с ними не сделается.
Ответил я ей, Серег, и отправился в буфет, чтобы хоть чуть-чуть
прояснить мозги после ночных бдений. Hо когда я туда шел через зал со
всякой древней посудой, с недосыпу не разглядел и вмазался башкой прямо в
какую-то древнюю сковородку. Звон поднялся - на весь музей. А главное,
недалеко от меня Карячкин охмурял какую-то очередную экскурсию и заявил,
негодяй, что вот, дескать, до чего отдельных представителей рода
человеческого доводит неумеренное алкоголепотребление. Представляешь,
Серег, каково мне это было слышать из Карячкинских уст? Hет, я конечно из
себя пионера-героя строить не собираюсь. Hо в отличие от Карячкина
Константин Похмелыч никогда не пьет раньше вечера, то есть двух часов дня.
Впрочем, я в тот момент на его негодяйские слова даже внимания не
обратил. Потому что от удара сковородки возник эффект просветления. Я
сначала даже открыл закон взаимного притяжения головы со сковородкой, но
следом за ним в голову пришла такая светлая идея, что пришлось сразу бежать
в кабинет Калерии. Ворвался туда и заорал:
- Каля! А эти ростки любви - единственные покупатели нашего здания?