"Елена Езерская. Невозможное счастье " - читать интересную книгу автора

Как патриот и глубоко лояльный . сын государства предполагаю в деяниях
вышеназванных персон тайный умысел в отношении интересующей вас особы,
которая вполне может быть удержана ими в поместье барона Корфа даже не по
своей воле. На что указывает и ранение "князя Муранова", ибо прежде оба - и
барон Корф, и князь Репнин - были замечены в сношениях с цыганами, а
особенно девицей, гадалкой Радой, которая, насколько мне стало известно,
предсказала "князю Муранову" скорую смерть от чужой руки.
За сим прошу вашего милостивейшего согласия произвести в отношении
барона Корфа и князя Репнина дознавательные действия в целях заключения их
под стражу по причине пособничества государственной преступнице и за
реальную угрозу жизни интересующей вас особы.
Всегда с горячим желанием готов выполнить любое ваше поручение лично и
с нетерпением ожидаю вашего скорейшего приказа.
Предводитель уездного дворянства, добропорядочный гражданин и верный
слуга Отечеству нашему..."

Прочитав письмо Забалуева, Бенкендорф почувствовал себя неуютно. Он в
раздражении бросил испещренный мелкими округлыми буковками листок на стол и
принялся барабанить пальцами по зеленому сукну.
Надо было точно рассчитать все слова, которые предстояло сказать
императору. Сообщение Забалуева оказалось для Александра Христофоровича
полной неожиданностью. Тогда, глядя на окровавленное тело Калиновской и
безутешно рыдавшего над ней Александра, он был уверен и в искренности этих
слез, и в благополучном - насколько можно считать таковым самоубийство
Ольги - разрешении этой семейной "польской проблемы". На какой-то миг ему
даже стало жаль наследника, глубоко переживавшего потерю бывшей
возлюбленной, и Бенкендорф позволил себе смягчиться и оставил Александра в
покое, хотя и под присмотром.
И что же оказалось? Калиновская жива, а наследник, по-видимому, не без
участия все того же Корфа, устроил публичный и отвратительный фарс, выставив
его, шефа жандармского корпуса, глупым мальчишкой, доверчиво
расчувствовавшимся под впечатлением от переживаемого Александром фальшивого
горя. Наследник не только жестоко обошелся с ним, но и оскорбил его лучшие
верноподданнические чувства и многолетнюю преданность императорской семье.
Сознавать это было для Бенкендорфа невыносимо. Еще никогда прежде никто
так не издевался над его привязанностью к царской фамилии. Николай уважал
его и всегда принимал его помощь, к его мнению прислушивались главы
иностранных государств, его боялись вольнодумцы и узурпаторы, к нему шли на
поклон добропорядочные граждане. И вот теперь все это - коту под хвост?! И
понадобилось только желание надменного сиятельного юнца, чтобы свести на нет
и годы безупречной службы, и непоколебимость убеждений в важности твоих
деяний для правящего монарха и государства.
Бенкендорф попеременно то бледнел, то лицо его вдруг наливалось
багрецом - до синевы, до удушья, и кашель опять принялся за него.
Бенкендорф, мучительно изогнувшись, встал и подошел к сейфу в стене, где
вместе с наиважнейшими документами хранил особые капли, снимающие приступ.
Быстро глотнув из пузырька, он какое-то время стоял, оперевшись на стену, но
вскоре пришел в себя и вернулся на свое место - аскетический порядок на
столе придавал мыслям организованность и четкость.
Александр Христофорович еще раз пробежал глазами донесение Забалуева и