"Александр Александрович Фадеев. Черная металлургия (Главы из романа)" - читать интересную книгу автора

происходит в душе одного и другого, сколько уловили бы они под житейским
мусором глубоких, чистых душевных движений, идущих навстречу, словно ищущих
друг друга! Если бы люди умели понимать эти глубокие встречные движения и не
боялись доверяться им, сколько было бы сбережено на свете душевных сил,
растрачиваемых понапрасну, сколько правды, добра, так часто бесследно
умирающих в непонятом человеческом сердце, было бы излито, сколько
счастливых и простых решений нашли бы близкие люди в положениях, кажущихся
порой безвыходными!..
Павлуша поднял руку - постучать в дверь - и посмотрел на часы: они
показывали семь.
Как ни поздно он лег вчера, он предупредил жену, чтобы она разбудила
его на час раньше обычного: ему хотелось внезапно появиться у печи в тот
самый момент, когда Муса Нургалиев, товарищ Павлуши и Коли Красовского,
старший по возрасту и наиболее опытный, хотя и наименее грамотный в их
прославленной тройке, будет готовить плавку к выпуску. По состоянию печи,
какою Павлуша все чаще принимал ее от Нургалиева, он подозревал, что Муса,
поддавшись недоброй игре, начал втихомолку работать на показное выдвижение
себя за счет товарищей: смена Павлуши уже не раз работала на сниженном ходу,
исправляя баловство Нургалиева - для Красовского. Самолюбивый и хитрый Муса,
сталевар старой выучки, был неуязвим, когда дело касалось одних только
подозрений да объяснений. И Павлуша хотел сегодня исподволь, не допуская и
малейшего зазора в их дружбе, пригнанной годами и столь же прославленной,
как их мастерство, проверить работу Мусы.
Жена знала, почему он так торопится, но не удержалась и еще на кухне,
пока кормила Павлушу, начала свой трудный семейный разговор. И вот Павлуша
опоздал к плавке Мусы; он едва успеет на "сменно-встречный", и то, если
поедет на трамвае.
И Павлуша не постучал в дверь, как ему хотелось и как, он чувствовал,
должен был поступить, а быстро побежал вниз по лестнице, слегка
прихватываясь на поворотах за перила.


III

Но было бы лучше, если бы он вернулся, хотя бы на два слова.
Конечно, она была еще не на пределе возможного навинчивания, эта
струна, которую они исподволь подвинчивали и подвинчивали весь последний
год, - она была еще не на пределе, но была уже так туго натянута, что почти
не звенела.
Машинально Тина добрала конфетки с пола и несколько секунд еще посидела
так, на корточках. Алешка дососал свою клюковку и потянулся руками к
коробке; прозрачные пальчики ребенка шевелились, как лепестки подводного
цветка. Валька терпеливо ждал, когда коробка снова окажется у Алешки и можно
будет повторить попытку овладеть ею. Мать, не глядя, сунула ее в
шевелившиеся пальчики Алешки, и они так и вцепились в эту чудесную коробку.
Но на лице Алешки появилось не выражение жадности, а очень человеческое
выражение чистой радости. Солнце освещало и эту невинную радость ребенка,
сиявшую в его синих глазенках, в улыбке, показавшей первые зубки, и
уныло-ожесточенное лицо матери, сидевшей на полу на корточках.
И вдруг выражение страдания прошло по лицу Тины; она вскочила и, не