"Т.Фадеев. Руки матери (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

сунула сверток в пестерь: еда для Мити на весь день.
Себе в старую холщовую сумку она положила хлеб, картошку и лук,
вместо молока налила в берестяной туесок жидкого квасу, а яйцо, подержав
его в задумчивости на ладони и бросив быстрый и какой-то смущенный взгляд
на спящую дочку, отнесла на кухню и там положила на низенькую, под стать
Катькиному росту, лавку, рядом с кружкой молока и ломтем хлеба,
оставленными дочери на обед.
После этого мать принялась торопливо одеваться. С деревянного
колышка, прибитого в ряд с другими к стене возле двери, она сняла шабур из
домотканого полотна. Когда-то крашенный черничным соком в синий цвет, он
теперь совсем вылинял и потерся во многих местах. Надев шабур, мать
подпоясалась.
В это самое время на деревне дважды ударили в подвешенный к дереву
старый отвал конного плуга, заменявший собою колокол. Это бригадир
оповещал колхозников о том, что пришло время выходить на работу.
- Ой, Митя, не опоздать бы! - с тревогой в голосе проговорила мать. -
Ты нынче последний день работаешь, завтра в школу. - Она вздохнула. -
Нынче вам и одного дня роздыху не дали, о-хо-хо... Ну да что поделаешь -
война!
Она накинула на плечо тускло и холодно поблескивающий серп и,
прихватив котомку и туесок, пошла к двери, но у порога остановилась и
вернулась к окошку.
На низеньком некрашеном подоконнике кучкой лежали сшитые ею с вечера
маленькие полотняные мешочки. Наклонившись над подоконником, мать
принялась торопливо натягивать мешочки на пальцы.
- Митя, помоги-ка мне, - скороговоркой попросила она. Митя уже поел
и, встав из-за стола, собирался уйти. Он нехотя вернулся, но взглянул на
руки матери - и его душу обдало леденящим холодом.
Кожа на руках матери была покрыта множеством больших и маленьких
трещин. Так в засушливую погоду трескается намытый половодьем прибрежный
ил. Но особенно страшными были пальцы, на каждом сгибе которых зияла
кровоточащая рана.
Митя знал, что вода, солнце и ветер превращают даже гранит в пыль, а
железо - в ржавую труху. Руки матери не были ни гранитными, ни железными.
Одно только знали эти руки - работу. В зимнюю стужу и в летний зной, под
проливным дождем и пронизывающим ветром, изо дня в день с раннего утра и
до позднего вечера руки матери трудились: жали хлеб, косили траву, рубили
дрова, разгребали снег.
Вечером, после долгого трудового дня, управившись еще и со всеми
домашними делами, прежде чем лечь спать, мать смазывала свои натруженные,
огрубевшие, потрескавшиеся пальцы маслом. Но за ночь руки не заживали,
кровоточащие трещины лишь затягивались тонкой пленкой, которая лопалась от
малейшего движения, и вновь открывались раны, из которых выступала
сукровица.
Но надо было работать. В осеннем уныло-прозрачном, словно навсегда
выцветшем воздухе время от времени уже начинали кружиться белые мухи,
возвещая о скором наступлении холодов, а конца страды еще не было видно...
Завязывая нитки вокруг пальцев матери, Митя как-то неловко дотронулся
до больного места. Мать вскрикнула и отдернула руку, словно ее ударили
током. На глазах у нее выступили слезы. Втянув в себя воздух сквозь