"Юлий Файбышенко. Осада (про милицию)" - читать интересную книгу автора

было больше. И ни выстрела, ни крика... По всему видно: работал батька
Клещ. Но вот как он провел всю свою сволочь сквозь патрули, как разузнал,
что где - вот вопрос...
- В городе, видимо, работают его осведомители, - сказал Гуляев. - И
ограбление складов потребкооперации - тоже не просто грабеж. Опять все
искусно, профессионально.
- Да, - ответил Бубнич, - Клещ - это сейчас главная забота. Мы тут
кое-какие меры приняли... Но что делать с поджигателями? Обратились на
маслозавод, к ребятам с мельницы, в ячейки, просили сообщить любые слухи,
которые дойдут до них об этом факте. На счету каждый человек.
- Товарищ уполномоченный, - воспользовался поводом Гуляев и прямо
взглянул в суженные жесткие глаза Бубнича, - людей так мало, а они за
пустяк трибуналом расплачиваются.
- Ты это о чем? - сухо спросил Бубнич.
- Я про Саньку Клешкова. Сгорел там один амбар, а он его охранял...
Ну вы же сами видели, какая обстановка была... Обыватель набежал... тут
можно ведь не уследить...
- Отставить разговоры! - резко ответил Бубнич.
Гуляев опустил голову. Конечно, Санька был виноват. Но это ж Санька!
- Санька, товарищ Бубнич, - сказал он медленно, - никогда свою жизнь
за революцию не щадил. Вы сами это знаете. Если мы таких парней шлепать
будем, тогда уж не знаю...
- Ладно, - сказал Бубнич, внезапно и тепло улыбаясь, - товарища
любишь - это правильно. Ты за Клешкова не беспокойся, все будет по
справедливости. Задание сейчас тебе такое. Придумай что-нибудь сам, любым
способом проникни к сякинцам, повертись там, - он встал и прошел к двери
лабаза, - послушай, что они обо всем этом говорят. - Он выглянул в дверь и
повернулся к Гуляеву: - А ну лезь в зерно. Затаись! Он не должен тебя
видеть.
Гуляев, зачерпывая в краги зерно, проваливаясь по пояс, влез на самую
вершину груды и лег там в тени. Ему был виден угол лабаза, где стоял стол
Бубнича. Уполномоченный ЧК сидел за столом и что-то писал.
С грохотом отлетела дверь. Вошел и встал в проеме рослый человек в
папахе. Он стоял спиной к свету, и Гуляев не видел его лица. Потом человек
двинулся к Бубничу и в тусклом свете из окон стал виден весь: в офицерской
бекеше, перекрещенной ремнями, в белой папахе, в красных галифе и сапогах
бутылками. Шашка вилась и вызвякивала вокруг его ног, кобура маузера
хлопала по бедру, зябкий осенний свет плавился на смуглом скуловатом лице.
- Ша, - сказал человек, останавливаясь перед Бубничем, - ша,
комиссар! Увожу своих ребят резать бандитье в поле! Они мне втрое
заплатят.
Бубнич с отсутствующим видом ждал, пока оборвется этот низковатый
хриплый голос, потом взглянул в окошко.
- Садись, - сказал он, и Сякин, оглядевшись, сел прямо на зерно. -
Комэск красной и рабоче-крестьянской армии товарищ Сякин, - сказал Бубнич,
- на что ты жалуешься?
Сякин вскочил и плетью, зажатой в руке, ударил себя по колену:
- А ты не знаешь, на что жалоблюсь? Шестерых ребят моих срубали, а ты
спрашиваешь!
- Ты, Сякин, из Сибири?