"Юлий Файбышенко. Дело часовщика" - читать интересную книгу автора

лысиной, с узкими щелями быстрых глаз, был особенно мал в кабинете. Иншаков
подождал, пока вошедшие уселись по знаку его руки, и повернулся к окну,
слушая, как зычно гремит там команда и командирский мат.
- Я вас чего вызвал, - сказал начальник басом и внушительно посмотрел
на Гуляева (он не любил высоких людей). - Я вас позвал вот зачем.
- Красков появился? - подал голос Клешков.
- Тебя не спрашивают, - сказал начальник. - Вредный у тебя характер,
Клешков, тебя не спрашивают - ты сам лезешь!
Клешков покраснел и уставился в пол. Начальник еще некоторое время
осуждающе глядел на него, потом сказал:
- Получено сведение. Убит часовщик.
Оба следователя с ожиданием смотрели на узкий сомкнутый рот начальника.
- Ухлопали. - Начальник вылез из-за стола и подошел к карте района,
приколотой к стене. С минуту он смотрел на нее, заложив руки за спину, потом
опять отошел к своему креслу и сел. - Вот какая международная ситуация, -
сказал он и строго оглядел обоих. (Они ждали.) - Сведение только что
получено, - сказал начальник и снова посмотрел на обоих. - Все ясно?
- Можно идти? - спросил Клешков.
- А что еще известно? - спросил Гуляев.
- Адрес такой: Верхняя улица, пять, - сказал начальник, игнорируя
вопрос Гуляева, и, вдруг покраснев, закричал: - Ну, чего сидишь? Ты
следователь или кто? Какие такие еще тебе данные нужны? Иди и сам ищи!
Шерлок, понимаешь, Холмс!
Оба следователя поспешно вышли из кабинета.

Сени были темны и забиты старой изломанной мебелью. В первой комнате
свет падал из узких окон и освещал комод с пустыми выдвинутыми ящиками,
черные грязные следы на полу и разбитое трюмо в углу.
В спальне, под огромным портретом неведомого красавца с нафабренными
усами, в визитке и с галстуком-бантом, на стуле, отклонившемся назад и
удерживаемым в таком положении только упором тела в стену, сидел человек
или, вернее, то, что было несколько часов назад человеком. Он сидел,
разбросав босые ноги в узких довоенных брюках, желтые пятки его были распяты
на полу, а пальцы ног стиснуты и согнуты в диком последнем напряжении,
голова запрокинута настолько, насколько позволяла щетинистая длинная шея с
выдавшимся острым кадыком, и упиралась в стену.
Клешков долго осматривал все вокруг. Следов ног было много, но грязь не
сохранила точную форму обуви, и трудно было определить, сколько же всего
было людей. В виске сидевшего чернело маленькое отверстие и темная полоска
засохшей крови, скатившаяся по щеке и застывшая на рубашке, - одни только и
говорили об убийстве.
Клешков обошел весь дом. Задние комнаты пахли хламом и пылью, в
кладовке валялась пустая лампада и несколько икон. В буфете вместо посуды
лежали две книги. Клешков взял их в руки. На обложке одной было напечатано:
"Николай Бердяев". Ниже: "Судьба России". Еще ниже: "Опыты по психологии
войны и национальности". И совсем внизу: "Издание Г.А.Лемана и С.И.Сахарова.
Москва, 1918 год".
Вошел Гуляев.
- Что-нибудь нашел? - спросил он.
- Так они тебе и оставят, - сказал Клешков, - ищи дураков!