"Сергей Фалин. Пластилиновое прошлое " - читать интересную книгу автора

- А мне кажется, ему бы оторвали крылья в этом автобусе?

Я критически осмотрел салон и сначала предпочел оставить ее реплику без
ответа, но спустя тридцать секунд, изрек:

- Ему бы здесь не только крылья оторвали.

И у Хрустальной заиграла на лице улыбка,почти смех, к крайнему
неудовольствию стоящих рядом фигур.
С большим трудом нам удалось выбраться из грязного автобуса на сырой
асфальт. В спину кто-то бросил ругательство, и двери захлопнулись.

Весной все еще не пахло, воздух был пуст и влажен, голые деревья
вопрошали небеса - доколе нам стоять так? А небеса безмолвствовали, и
вселенская пустота, владевшая воздухом, вливалась в кровь и выдыхалась
обратно в виде углекислого газа.
Пройдя полквартала, мы очутились во дворах незнакомых пятиэтажек,
давящих на психику однотонностью и тоской. Одновременно мы встали как
вкопанные, озираясь вокруг и прислушиваясь к поскрипыванию открытой двери
ближайшего из подъездов. Но ни одного живого существа не выползло из черноты
этой открытой двери, чтобы указать нам правильный путь, лишь табличка с
фамилиями жильцов, покосившаяся набок и сохранившая в некоторых местах следы
облупившейся краски, указывала, что люди здесь все-таки живут.

- Господи, где мы? - спросила Хрустальная.

- Заблудились, - ответил я.

Мы сели на лавочку возле открытого подъезда, и Хрустальная снова
достала свои сигареты. Я, засунув руки в карманы плаща как можно глубже,
откинулся на выкрашенную в темно-зеленый цвет спинку, и закрыл глаза.

- Не молчи, - попросила Хрустальная, - расскажи что нибудь.

Я невесело усмехнулся и сказал:

- Когда ночь опускается на город, и мутные звезды мертвым светом
пытаются обнаружить свое существование, когда люди зажигают торшеры в своих
малогабаритных квартирах и рассаживаются за столами ужинать, я иногда
забираюсь на крышу двенадцатиэтажного дома и сажусь на самый край...

Хрустальная взяла мою руку в свои теплые ладони и, наверное, подумала,
что я - более не в себе , чем она сама.

- ... Находясь высоко от суеты и боли, в тишине, нарушаемой мерным
гулом города, я предаюсь размышлениям. Но встать на край крыши с закрытыми
глазами и расставить руки в стороны как перед полетом - не решаюсь.
Девяносто процентов, что сорвешься и на потеху, и ужас толпы, размозжишь
себе череп и вывалишь внутренности на грязный от дождя и снега, или пыльный
тротуар, кому это надо?