"Ориана Фаллачи. Ярость и гордость (антиисламский памфлет) " - читать интересную книгу автора

мирами, о всемирном феномене джихада и о "губительной беспечности Запада".
Впитавшая в себя европейскую и американскую культуру, защищая
достижения западной цивилизации, Фаллачи проклинает все то, что она называет
"слепопой, глухотой, конформизмом и бесстыдством политкорректного подхода".
С момента выхода "Ярость и гордость" уже не первый год держится в
десятке мировых бестселлеров, активно обсуждается в СМИ, вызывая бурные
споры, и сегодня, когда проблема борьбы с терроризмом во весь рост встала
перед нашей страной и мировым сообществом, мы приняли решение издать эту
далеко не бесспорную, полемичную книгу Орианы Фаллачи. Пусть мы не во всем
согласны с автором, тем не менее считаем, что в свободной стране должны быть
озвучены самые различные мнения, тем более когда терроризм стал всеобщей
угрозой.
"Ярость и гордость" Орианы Фаллачи - один взгляд на проблему,
безусловно, есть и другие, которые также заслуживают внимания. Именно
поэтому настоящее издание - только повод к началу трудного разговора на
волнующие весь мир темы.
Моим родителям,
Эдоардо и Тоске Фаллачи,
которые научили меня говорить правду,
и моему дяде,
Бруно Фаллачи,
который научил меня, как писать о ней.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Я выбрала молчание. Выбрала изгнание. Ибо в Америке, скажу это наконец
громко и вслух, я живу жизнью политического беженца. Я живу в добровольном
политическом изгнании. Я приняла это решение много лет назад, одновременно с
отцом. Тогда мы оба осознали, что жить в Италии, где идеалы выброшены на
помойку, стало слишком трудно, горько. Разочарованные, обиженные,
оскорбленные, мы сожгли мосты, соединяющие нас с большинством наших
соотечественников. Мой отец уединился на отдаленных холмах области Кьянти,
там, куда политика, которой он, благородный и честный человек, посвятил всю
жизнь, не доходила. Я скиталась по миру и наконец остановилась в Нью-Йорке,
где меня от этих соотечественников отделял Атлантический океан. Такие
параллели могут показаться странными, я понимаю. Но, когда самоизгнание
поселяется в глубине раненой и обиженной души, географическое положение не
имеет значения, поверь мне. Если любишь свою страну и страдаешь за нее, нет
никакой разницы между жизнью писательницы в столице с десяти миллионным
населением и жизнью наподобие древнеримского Цин-цинната на отдаленной
возвышенности в Кьянти с собаками, кошками и курами. Одиночество везде одно
и то же. Чувство поражения - тоже.
Кроме того, Нью-Йорк всегда был гаванью для политических беженцев и
политических изгнанников. В 1850 году, после падения Римской республики,
смерти жены Аниты и бегства из Италии, даже Джузеппе Гарибальди перебрался
сюда, помнишь? Он приплыл 30 июля из Ливерпуля, первое, что он произнес,
спускаясь по трапу, было: "Хочу просить американское гражданство". Первые
два месяца он прожил в доме у торговца из Ливорно, Джузеппе Пастакальди, в
Манхэттене: 26, Ирвинг-плейс. (Я очень хорошо знаю этот адрес, потому что
там одиннадцать лет спустя моя прапрабабушка Анастасия, тоже бежавшая из
Италии, нашла убежище). Затем, в октябре, он переехал на Стейтен-айленд в