"Джозеф Шеридан Ле Фаню. Живописец Шалкен" - читать интересную книгу автора

моложе его, ей не исполнилось и семнадцати. Если легенда говорит правду,
трудно было сыскать на свете девушку прелестнее Розы: нежная и мягкая, она
походила на белокурую фею из фламандских сказок. Юный художник влюбился всей
душой, и пылкие восторги его были вознаграждены. Он объяснился в любви и
услышал ответное робкое признание. Не было на свете художника счастливее
него. Однако нашлись обстоятельства, омрачившие бурную радость юноши: он был
беден и незнатен. Шалкен не осмеливался просить у старого Герарда руки
прелестной воспитанницы. Сначала нужно было добиться признания и достатка.
Впереди его ждало немало суровых испытаний. Художнику предстояло в
одиночку создавать себе положение в свете, где обстоятельства складывались
отнюдь не в его пользу. Однако он завоевал сердце Розы Вельдеркауст и считал
себя на полпути к победе. Стоит ли говорить, что усердие его было
вознаграждено; доказательством тому служит всемирная слава художника, не
поблекшая и поныне.
Однако усердный труд живописца и, что еще хуже, окрылявшие его надежды
были загублены в самом разгаре, при обстоятельствах столь странных и
загадочных, что любые попытки разобраться в них неизменно заходили в тупик,
а сами события тех дней теряются в дымке мистического ужаса.
Однажды вечером Шалкен задержался в мастерской дольше своих коллег -
учеников и в одиночестве заканчивал работу. Когда яркий дневной свет померк,
он отложил краски и занялся карандашным эскизом, над которым в последние дни
трудился чрезвычайно старательно. Рисунок воплощал искушения святого
Антония. Молодому художнику, возможно, недоставало религиозного подъема,
однако он достаточно хорошо разбирался в композиции, чтобы остаться
недовольным своей работой. Многочисленные подчистки и исправления, которыми
пестрели изображения как самого святого, так и дьявола-искусителя, не
принесли, однако, желаемого результата. В большой, обставленной старинной
мебелью комнате стояла тишина, рядом с Шалкеном не осталось никого из
обычных товарищей по работе. Прошел час, подходил к концу другой, а рисунок
никак не удавался. Солнце давно зашло, сумерки сгустились в непроглядную
ночную мглу. Терпение молодого художника подошло к концу, он, злясь на себя,
стоял перед неоконченной работой, запустив руку в длинные волосы, и сжимал
кусочек угля, никак не желавший сослужить ему верную службу. Не замечая, что
делает, не обращая внимания на уродливые черные полосы, он раздраженно водил
углем по широким фламандским штанам.
- Будь проклята эта картина! - в сердцах проговорил юноша. - Будь
прокляты и бесы, и дьявол, и сам святой...
В тот же миг позади него, совсем рядом, раздался тихий шорох. Художник
резко обернулся и впервые заметил, что за его работой внимательно наблюдает
какой-то человек. Ярдах в полутора за спиной у Шалкена стоял высокий старик
в плаще и широкополой шляпе. Рука, скрытая в перчатке с широким раструбом,
сжимала длинную трость черного дерева, на конце которой тускло поблескивал в
сумеречном свете массивный золотой набалдашник. На груди, среди складок
плаща, сверкала тяжелая цепь из того же металла. В комнате было так темно,
что лицо незнакомца, прикрытое полями шляпы, оказалось совершенно
неразличимым. Трудно было оценить возраст незваного гостя, однако, судя по
темным седеющим волосам, выбивавшимся из-под шляпы, и по величественной
осанке, вряд ли ему было больше шестидесяти. В наряде незнакомца было что-то
мрачное и торжественное, а его манера держаться, каменная неподвижность
идеально прямой спины вселяла такой трепет, что резкие слова, готовые