"Раян Фарукшин. Цикл произведений "Родина" " - читать интересную книгу автора

практически не встречали сопротивления, что придавало уверенности в своих
силах. Трупов, покалеченных и раненых, было много, как духовских, так и
наших, но конкретно из моего окружения - все уцелели. Оказывается, когда
умирают другие, незнакомые люди, пусть даже свои, десантники, - не страшно.
Вроде как смерть проходит мимо. Чувствуешь себя уверенно, стреляешь,
кричишь, бежишь. Но как только убивают твоего служака, знакомого и,
особенно, друга, становится ой как страшно. Жить не хочется, а умирать
тем
более. Как же так, за что, почему он, кто следующий? До сих пор не пойму,
почему нас не убило в первые часы штурма. Судьба? Может, она или он, бог,
оберегали нас? Если так, тогда за какие заслуги? Или это случайно все? Жизнь
и смерть. Смерть и жизнь. Не объяснимо...
Остановились. Вылезли из танков и бэшэк. Собрались небольшими группами
по восемь-десять человек. Кто посмелей - сел на броню, остальные - на землю.
Холодно. Вспотевших от работы, а война - это работа, мороз начинает
доставать нас, забравшись под "афганки", щипать затвердевшую кожу, царапать,
щекотать. Достали сухпайки. Жуем, пытаемся с помощью еды отойти от суровой
действительности. Еда застревает в горле, вытирая сопли, пытаемся сглотнуть
пищу. Наш ротный, двадцатидвухлетний лейтенант ***, прихвативший по случаю
нового года бутылку шампанского (не знаю, где он ее нашел и как смог
довезти), бегал между бронемашинами и разливал напиток по кружкам.
Поздравлял своих, ошалевших от жестокой реальности войны, подчиненных. Желал
счастья и долгих лет жизни. Уверял, что скоро все кончится и надо потерпеть
совсем чуть-чуть. Бегал и, как говорится, добегался. Убили его. Прямым
попаданием артиллерийского снаряда. Разорвали на кусочки, спалили. Это
ударило по мозгам сильнее всего увиденного ранее, ведь смерть впервые
коснулась одного из нас. И командир, и человек он был хороший, все его
уважали, хоть он и был старше нас лишь на пару лет. Черт возьми, где-то на
гражданке у лейтенанта остались жена и дочь, а его останки догорают на наших
глазах! Я трясся от холода и страха: черт со мной, лишь бы родители мои не
узнали, где я и что здесь происходит. Я вспомнил мать, отца, деревню.
Испугался, что больше никогда не увижу родных мест. Испугался, что если
погибну, причиню боль самым близким мне людям. Испугался за мать, она не
выдержит, если узнает...
...Подошли несколько человек. Не из наших. Рослые, здоровые, видно, что
мужики уже, лет под тридцать. Форма грязная, окровавленная, висит лоскутами.
Сразу и не разберешь, кто такие. Оказывается, морские пехотинцы. Из тех, кто
шел на штурм в первых рядах. Познакомились. Разговорились.
- Я сам видел, как наших перебили. Всех. Остались только мы. Там, блин,
мясорубка... Эти чечены долбанные... били нас со всех сторон. Подбили
несколько танков, а мы остались между, ни вперед, ни назад не протиснуться.
Насквозь простреливали, свинца, как воды во время дождя, немерено. Руку не
поднимешь, башку снесет на хрен. Не знаю, как меня не задело. Судьба... Они,
суки такие, еще на нашу частоту влезли. То на своем орут, то по-русски -
сдавайтесь типа, и останетесь живыми. Деньгами, суки, заманить хотят... -
сбиваясь и плюя матом через каждое слово, рассказывал один из них, - хрен
им, я лучше сгорю, чем сдамся.
Другой, самый физически здоровый пехотинец, видимо старший по званию,
пристально посмотрев на нас, добавил:
- Не везет вам. Технике здесь вообще не место. Не пришей кобыле хвост.