"Людмила Фатеева. Знай свое место" - читать интересную книгу автора

предложил устроиться пока на его кровати.
- Извини, я люблю спать с комфортом, поэтому насовсем кровать не уступлю.
До утра поспи, а завтра я раскладушку разыщу в кладовке.
Я благодарно улыбнулась. Предлагать дважды не потребовалось. Кровать
действительно оказалась очень уютной. "Надо спросить про картины. Почему они в
квадратах?", - ни к чему мелькнуло в голове. Но тут же все пошло рябью,
затуманилось, я рухнула на постель и тут же заснула.

5.
Шура смотрел на спящую гостью. Как же так? Откуда она здесь? Снова игра
проклятого воображения? Или кому-то сверху показалось мало? Он ущипнул себя за
руку. Больно. Надавил на глазные яблоки по совету незабвенных братьев
Стругацких. Ирина не исчезала и не раздваивалась. Так же мирно сопела на
кровати. Да и просыпался ли он сам вообще? Может быть, сон до сих пор
продолжается?
Этот сон он помнил всегда. Даже не просто помнил, а тщательно хранил в
ближайшем легкодоступном слое подсознания. Как предупреждение, как стоп-сигнал
и красную тряпку одновременно. В зависимости от настроения. Жил он все это
время в реальном Мире или однажды проснется все еще студентом или
школьником-раздолбаем, авторитетным хулиганом с уважаемой до дрожи горскими
пацанами грозной Кочегарки?
Тот сон, казалось, длился годы, десятилетия. Со школьной скамьи и до
зрелых лет. И проснулся Шура (если проснулся, конечно) только после того, как
сам попросил об этом. Ему показали два варианта жизни. Даже позволили пройти
оба пути. До конца. Выбирай, Музыкант.
Шура вернулся тогда с очередного парковского вечера, где его команда
регулярно "ставила толпу на уши" своими экспериментальными экзерсисами, весьма
прилично ударенным по голове. Во время танцев, как это обычно водится, на
танцплощадке началась разборка с мордобитием. Пьяных озверевших парней
прибежал растаскивать дежурный наряд милиции, которым тоже досталось. Шура, со
сцены, не придумал в этот момент ничего лучше, как повесить на микрофонную
стойку включенный "мешочек со смехом" (редкая вещица по тем временам была). И
под истеричные вопли идиотского хохота, пересыпающихся смешочков, хрюкающих
повизгиваний, утробно-размеренного "ха-ха-ха", поочередно сменяющих друг
друга, Шура врезал задорно по струнам во всю дурь своего самопального
жестокого фуза нечто настолько психоделическое и неподобающее ситуации...
Гитара заорала голосом невесть как очутившегося на американских горках
мастодонта. Команда, естественно, Шурин почин подхватила "громко и гордо".
Получавший в этот момент по мордам милицейский наряд "при исполнении" понял
однозначно - над ними публично издеваются. На "пятачке" драчуны удивленно
перестали молотить ближних и валялись со смеху. Только милиционерам было не до
веселья. Для спасения достоинства стражей порядка оставалось только одно
средство, не раз испытанное в борьбе за чистоту и нравственность молодежи:
подкрепление.
В тот раз резвящуюся толпу и Шурину команду разгоняли особенно рьяно. Они
и в самом деле немного перегнули палку, слишком раздразнили гусей в погонах. И
милиция постаралась на славу. Музыканты были арестованы всем составом.
Прокатились на "луноходе". Долго сидели в районном отделении. Шура пришел
домой почти под утро. Приложив к шишке от милицейской дубинки ледяную грелку,
он прилег и еще успел подумать - "Ну вот. Я теперь человек с пробитым