"Константин Федин. Анна Тимофевна (Повесть)" - читать интересную книгу автора

она не узнала себя, придя от дантиста и взглянув в зеркало! Так хотелось
все время смеяться, блестя эмалью ровных, гладких зубов, не отходить от
зеркальца, говорить и улыбаться самой себе от радости и неловкого ощу-
щенья полного, жесткого рта. Удивительно, что вставные зубы расправили
не только морщинки вокруг рта, но, кажется, и на лбу и под глазами. Все
лицо Анны Тимофевны разгладилось, будто налилось молодыми соками. Впро-
чем, это уж только кажется, право, кажется! Да и не в том дело, что на
лице Анны Тимофевны сгладились морщинки. Важно, что тупую, неуемную боль
под ложечкой как рукой сняло. Только ради этого и вставила она себе мас-
тиковые зубы. С каждым днем теперь лучше и бодрее чувствует себя Анна
Тимофевна. Недаром ей всегда думалось, что доктора прекрасно знают, как
лечить больных, и все несчастье в больных, которые не слушают докторов.
Ах, как жалко, что у Анны Тимофевны это маленькое, тусклое зеркальце!
Непонятно, как до сих пор не пришло ей на ум завести себе настоящее зер-
кало? Ну, что увидишь в этаком осколке? Неудобно же ходить всякий раз в
комнаты хозяина. И так он усмехается в свою жирную бороду, когда встре-
чает Анну Тимофевну. И откуда у него такая жирная борода? - сам постный
и сушеный, а борода густая, кольчатая, путаная. Усмехается, даже нелов-
ко. Старик, а такой... Антон Иваныч бороду бреет. Ах, да, Антон Ива-
ныч... Как это он тогда посмотрел и говорил: а, ведь, вы интересная жен-
щина, Анна Тимофевна... Ах, какая досада - нет зеркала! Может сделать
ленты подлиннее, чтобы завязывать бантом?..
Быстро снует игла в проворных руках, неотвязно торопят, зовут уличные
знойные стоны, гулкими комьями врываясь в окна. Скорее, скорее!
Но как радостно, как весело спешить! Шуршать материями и кружевами,
собирать в кулак хрупкую косу, нацеплять галстух и брошку, нащупывать
холодной серьгой с бирюзами заросшую мочку уха, подобрав живот, затяги-
вать пояс с такой роскошной, прочной пряжкой!
И вон на улицу, бойкую, как горная речка, где нельзя итти, где надо
плыть, как в бударке - вот-вот зачерпнешь воды, вот-вот перевернешься.
И вот она несется в качкой, утлой бударке, и парус ее расцвечен гир-
ляндой красных роз, и сама она - песочно-розовая, зеленая, лиловая, си-
няя, широкая, как колокол, в лентах, аграмантах, позументах и кружевах.
А кругом - прасолы, шулера, с глазами, как рулеточный волчок, разбит-
ные, вострые извозчики, зазывалы, шинкари.
- Эй, паря! Держи лошадей, понесут!
- Салоп, ходи к нам, хорошо купим!
- Го-го-ооо!... Отдирай, примерзла!
- Бросила гостиницы, пошла по номерам!
Скорее из качкой бударки, скорее в сторону, в тихий переулок. Там,
как устойчивый, ровный баркас, распустить все паруса и сонно плыть мимо
мирных, слепых домов. Что в том, что мальчуганы перестают играть в козны
и, разиня рот, глядят на Анну Тимофевну? Что в том, что сокрушенно кача-
ет головой какая-то старуха?
Анна Тимофевна несет себя в своем наряде торжественно, достойно, Анна
Тимофевна идет по делу.
Вот дом, у которого бросит якорь баркас, и вот ворота, через которые
войдет и выйдет Анна Тимофевна.
На круглой верее набита жестяная дощечка, и там, куда еще не доползла
кочковатая ржа, можно прочесть: