"Константин Федин. Старшие и младшие " - читать интересную книгу автора

-  Погоди, - безжалостно перебил Шиленкин. - Я тебя вижу, как ты
приближаешься, и командую: "Сержант Аникеев, помоги!"
И старшина кратким жестом командира, передал наконец слово Аникееву.
-  Я про то же говорю, - третий раз начал тот. - Я слышу, как он мне
командует: "Аникеев, помоги!" Бегу к нему и с колена из автомата - сколько
очередей, не помню, дал, - только остальных трех немцев кончил.
Всех пятерых наших мы освободили. И стали мы с Алексеем Ивановичем
раненых с поля боя выносить. Вынесли мы тридцать двух человек.
- Тридцать двух, - подтвердил Шиленкин и прибавил: - Он тут опять
принялся мины кидать.
-  В это время по связи передают приказание майора, - сказал Аникеев.
-  Нет, погоди, - остановил Шиленкин. - В это время, пока мы с тобой
раненых выносили, я продолжал командовать ротой.
- Я ничего не говорю про то, когда мы с тобой раненых выносили. А я
говорю, когда мы кончили выносить, поступило личное приказание от майора -
это наш командир батальона - назначить сержанта Аникеева командовать ротой,
это меня.
- А Шиленкин? - спросил я.
- Я остался санинструктором, - ответил он. - Дал мне в мое распоряжение
фельдшер пять санитаров. Я и продолжал санработу.
- Как же сержант командовал ротой? - попытал я.
- А вот как, - сказал Аникеев, подвигаясь ближе ко мне и этим
показывая, что теперь он не потерпит больше вмешательства Шиленкина в
разговор. - Как вышло приказание идти в контратаку, так поднял я роту и
пошел. Как дошли мы до его позиций, так я скомандовал - в штыки! Было со
мной тридцать бойцов. Поднялись они все в один голос: "Ура!" Как крикнули
"ура", так всю операцию и не переставали кричать. И я кричал.
-  Какую операцию? - спросил я.
- Такую операцию, что ворвались мы к нему в позицию и первое - начали
его колоть. Второе - он побежал, мы его бросились преследовать. Третье - мы
очистили от него позицию, захватили четыре пулемета, телефон и две рации да
винтовок...
-  И что же, все время "ура" кричали?
- Одни уж начали винтовки сносить, которые захватили, а другие стоят с
открытыми ртами, кричат. Я говорю: "Чего орете, трофеи надо подсчитывать,
наша победа". А они смотрят на меня, у них все еще рты не закрываются.
Двое этих ревнивых друзей по роте - сержант и старшина, крестьянин и
рабочий - останутся в моей памяти надолго. Но резцом какой стали врежутся
они в память друг другу, пройдя действительно сквозь воду форсированных рек,
сквозь огонь вражеских крепостей, сквозь медные трубы пушечных и минометных
жерл? Нет крепче в мире памяти, чем солдатская память друзей, испытанных
боем.
И еще в полку Макарова выдалась мне одна встреча, запавшая в сознание.
Юношески чистые глаза, но без застенчивости и без скрытности. Задорные,
но без нахальства. Походка настолько легка, будто ноги того и гляди выскочат
из отстающих сапог. Голенища, правда, больно широки, и почему не спадают
сапоги - загадка.
Ну да, конечно, ему всего девятнадцать лет, а позади - столько
должностей, столько званий: война любит быстрый рост. И при знакомстве со
мной он уже не называет себя Алешей, он уверен, что ему идет только полное