"А.Г.Федоров. Оракул Петербургский (Кника 2, Мистика и реальность) " - читать интересную книгу автора

догадаться, если прочитать до конца повествование и сопоставить некоторые
факты.
Однако сейчас продолжим разговор не о печальной странице
литературного плагиата, к которому решимся прибегать еще не однажды, а об
иных явлениях, навеянных не столько превратностями мирской жизни, суетой,
пустячностью бытия, сколько таинственностью всего мирозданья. Поговорим
без пафоса и истерического восторга о Великом Переселении Душ, а заодно и
о трансцендентальной миссии насекомых, домашних животных в жизни человека.
Попробуем развернуть загадочное явление - доместикацию, но не в фас, а в
профиль. Пусть не обижаются на нас латиняне за то, что их витиеватый
термин domesticus будет трансформирован в бытовое понятие "одомашнивание",
причем, поэзии, прозы, святости, истории и философии.
Для начала обратимся к таксам и кошкам. Именно они - эти преданные,
однако не всегда правильно понимаемые загадочные существа, - сопровождали
БВП, о котором идет речь, по жизни, помогая ему открывать в душе новые
качества. В историческом преддверии главного разворота событий, начиная от
рождения и до окончательной половой зрелости, таксы и гувернеры (если
хотите, - гувернеры и таксы) с прекрасным знанием английского, немецкого и
французского языков занимались воспитанием корифея литературы. Случайные,
чаще дворовые, кошки в большей мере успокаивали ему душу, помогали
осознавать грехи и каяться. Но лишь в зрелые годы, когда он сознательно
оскандалил всемогущую женщину - прекрасное земное существо, он даст своей
героине музыкально-поэтическое имя, навеянное, скорее всего, кошачьим
"мя-у". Юной нимфетке, но с большими задатками к обыденному разврату, так
свойственному кошкам, будет подарен вещий звук - продолжительный и
многообещающе-легкомысленный, как нота "ля" (может быть - "ло", "ла"),
тихо переползающий в указание - "ты", "тебя", "та".
Естественно, такой союз человека и домашнего животного длился не
всегда по воле писателя (даже чаще - наперекор), с некоторыми
перерывами-проплешинами, которые в реально-плотском виде отпечатались на
его сильно поседевшей голове к закату жизни.
Бабочки - это уже иная сфера увлечений и психологических сублимаций,
отреагирования, переноса, замещения. Ажурные существа, требующие
известного усердия от нападающего, прежде, чем они позволят нанизать себя
на прочный стержень, порхали от начала и до заката мирского бытия, являя
собой феномен-стимул. Последний, чего греха таить, так необходим
пульсирующей творческой натуре, возможно, глубокой в чем-то, но чаще -
ветреной и зыбкой. Они навивали образы ностальгически-острые, изумительной
красоты и печали: "Ясно молятся свечи, и по столу ночные ползут мотыльки".
Или еще того больнее: "Одуванчик тучки апрельской в голубом окошке моем,
да диван из березы карельской, да семья мотыльков под стеклом". Подобных
поэтических фокусов накопилось знатное количество - вот вам еще один:
"Бархатно-черная, с теплым отливом сливы созревшей, вот распахнулась
она;.. крылья узнаю твои, этот священный узор".
Известно, что домашние животные, консументы (consumo - лат.), хотят
они того или не желают, становятся со временем похожими на своих хозяев.
Природа здесь действует в обоих направлениях - то есть изменения движутся
по принципу - "вперед и наоборот". Трудно сказать, кто и кого в такой
сцепке потребляет, причем, не только в пищу, но и для психологической
подзарядки. Совершается, видимо, тайная психологическая мимикрия, а затем