"Георгий Федоров "Басманная больница" (повесть ) [H]" - читать интересную книгу автора

- А потом?

- Что потом?-синие глаза Марии Николаевны потемнели, сузились,
отчетливее проступили скулы на смуглом лице.-Ну перевели из операционных
сестер на пост. А что они еще могли сделать? Где найдешь сестер, а
особенно в урологический корпус? Так до весны и проработала. На похороны
Сталина ходила, плакала, дура. Однажды дежурила я, должна была инъекцию
пенициллина делать одному больному. Уже и шприц из стерилизатора достала.
Вижу, в коридоре старичок какой-то стоит в коричневом пиджаке. Непорядок.
Подошла сказать, чтобы он халат надел, и обмерла: Дунаевский. Он, хотя и
постаревший, побледневший, морщин прибавилось, но он. У меня шприц упал,
разбился. Первый раз субординацию нарушила, бросилась к нему, стала
обнимать и целовать.
А тут врачи и сестры, и нянечки со всего корпуса сбежались. Что
делалось! Лев Исаакович хотел что-то
сказать, несколько раз открывал рот, но так ничего и не сказал, махнул
рукой и пошел к себе в кабинет.

- Насчет него, наверное, не только тебя вызывали. А как другие
держались?

- Наверное,-согласилась Мария Николаевна,- да кто же скажет? Знаю
только, что тогда у нас в больнице часто митинги устраивали-арестованных
врачей проклинали. Так о профессоре Дунаевском никто слова худого не
сказал, правда, и хорошего тоже.

- А ты, случайно, не знаешь, как держался Дунаевский на следствии?

- Откуда же мне знать?-удивилась Мария Николаевна и не без гордости
добавила:-Уверена в том, что как всегда. Не как всегда он был всего
несколько минут, когда после освобождения вернулся в корпус.

- Маша,-сказал я после долгого молчания,-не знаю, слышала ли ты, ведь
Павлик со мной перед смертью кое-чем поделился?

- Так я потому же,-просто ответила Мария Николаевна.

- Спасибо тебе, спасибо,-сказал я и только тут почувствовал, как сильно
устал... Попрощавшись, я с трудом добрался до своей кровати, с внезапно
обострившейся болью в боку, и, едва раздевшись, тут же уснул.

Проснулся я от бренчания процедурного столика, который на этот раз
вкатила Люба.

Койка Ардальона Ардальоновича была полностью закрыта простыней. Ночью
он молча умер, унеся свою тайну. Я приподнял край простыни. Ардальон
Ардальонович лежал на спине. Нижняя губа была прокушена, и на подбородке
запеклась тонкая, уже коричневая струйка крови. Видимо, Павлик,
искалеченный, полуживой Павлик, очень много значил для обитателей нашей
палаты, поддерживал нас всех, да и научил коечему.