"Георгий Федоров "Басманная больница" (повесть ) [H]" - читать интересную книгу автора - А потом?
- Что потом?-синие глаза Марии Николаевны потемнели, сузились, отчетливее проступили скулы на смуглом лице.-Ну перевели из операционных сестер на пост. А что они еще могли сделать? Где найдешь сестер, а особенно в урологический корпус? Так до весны и проработала. На похороны Сталина ходила, плакала, дура. Однажды дежурила я, должна была инъекцию пенициллина делать одному больному. Уже и шприц из стерилизатора достала. Вижу, в коридоре старичок какой-то стоит в коричневом пиджаке. Непорядок. Подошла сказать, чтобы он халат надел, и обмерла: Дунаевский. Он, хотя и постаревший, побледневший, морщин прибавилось, но он. У меня шприц упал, разбился. Первый раз субординацию нарушила, бросилась к нему, стала обнимать и целовать. А тут врачи и сестры, и нянечки со всего корпуса сбежались. Что делалось! Лев Исаакович хотел что-то сказать, несколько раз открывал рот, но так ничего и не сказал, махнул рукой и пошел к себе в кабинет. - Насчет него, наверное, не только тебя вызывали. А как другие держались? - Наверное,-согласилась Мария Николаевна,- да кто же скажет? Знаю только, что тогда у нас в больнице часто митинги устраивали-арестованных врачей проклинали. Так о профессоре Дунаевском никто слова худого не сказал, правда, и хорошего тоже. - А ты, случайно, не знаешь, как держался Дунаевский на следствии? - Откуда же мне знать?-удивилась Мария Николаевна и не без гордости добавила:-Уверена в том, что как всегда. Не как всегда он был всего несколько минут, когда после освобождения вернулся в корпус. - Маша,-сказал я после долгого молчания,-не знаю, слышала ли ты, ведь Павлик со мной перед смертью кое-чем поделился? - Так я потому же,-просто ответила Мария Николаевна. - Спасибо тебе, спасибо,-сказал я и только тут почувствовал, как сильно устал... Попрощавшись, я с трудом добрался до своей кровати, с внезапно обострившейся болью в боку, и, едва раздевшись, тут же уснул. Проснулся я от бренчания процедурного столика, который на этот раз вкатила Люба. Койка Ардальона Ардальоновича была полностью закрыта простыней. Ночью он молча умер, унеся свою тайну. Я приподнял край простыни. Ардальон Ардальонович лежал на спине. Нижняя губа была прокушена, и на подбородке запеклась тонкая, уже коричневая струйка крови. Видимо, Павлик, искалеченный, полуживой Павлик, очень много значил для обитателей нашей палаты, поддерживал нас всех, да и научил коечему. |
|
|