"Павел Ильич Федоров. В августовских лесах (про войну)" - читать интересную книгу автора

дороги большой серый валун.
- Что верно, то верно, - согласилась Шура. - Этого-то я и боюсь.
Выйдешь за тебя замуж, ты меня в тряпочку завернешь и будешь возить, как
игрушку, куда тебе захочется. А я люблю жить самостоятельно и хочу хоть
немножечко мужем командовать, ну хоть капельку... И вот всем сердцем
чувствую, что этого никогда не будет. Ты какой-то уж чересчур правильный
человек, никакой в тебе трещинки, хоть бы ноготком поковырять. Ну дашь
маленечко кое-когда покомандовать, а? Слышишь, жених?
Шура ласково смотрела сбоку на сумрачное красивое лицо своего друга.
- Ну что же ты молчишь? Дашь немножко покомандовать? - покачивая его
тяжелую руку, спрашивала Шура. Вся эта любовная история с Кудеяровым и
Галиной настроила ее сегодня на веселый лад.
- Я больше к тебе, милашка, не сватаюсь, - сказал Усов и
многозначительно, с озорством подмигнул.
- Это что же, тебя Франчишка завлекла, что ли? А может быть, Стася?
Она женщина заметная. С итальянским носом.
- Это ты верно говоришь, - согласился Усов. - Только как раз не она,
а дочка ее. Вот девушка так девушка! Завидую Косте.
- Но ты опоздал, милый.
- Ничего не опоздал. Вторая-то, Ганна, которая в саду копалась и вино
приносила... Если бы ты видела, как она на меня поглядывала. Я ведь не
буду вздыхать и Клавдию Федоровну донимать, а сразу в машину, на поезд - и
на Памир!
- Скатертью дорожка, - пропела Шура и попыталась улыбнуться, но
улыбка получилась невеселая. В сестру Галины можно было влюбиться.
Двадцатипятилетняя Ганна уже была замужем, но через год после свадьбы
похоронила утонувшего мужа, местного лесничего. Она выделялась среди
подруг яркой и зрелой красотой. Ганна иногда приходила в школу и брала
книги на белорусском языке, которому научилась от своего мужа, белоруса.
Шура хорошо знала ее историю. Замуж она вышла против воли родителей,
стремившихся найти для нее состоятельного жениха.
- Надо было сегодня посвататься, зачем откладывать? - колко заметила
Александра Григорьевна.
- Мы уж обойдемся без сватовства, - в тон ей ответил Усов.
У Клавдии Федоровны с Кудеяровым между тем продолжался все тот же
разговор.
- Ты сейчас в отпуске, и нечего раздумывать! - говорила Клавдия
Федоровна. - С родителями ее каши не сваришь. Теперь они создадут твоей
Галине такую жизнь, что она вниз головой в канал может броситься. Ты бы
посмотрел только, с какой ненавистью ее мать смотрела на меня, когда я
пошутила о сватовстве. У меня даже уши покраснели... А если бы она знала
всю правду? Я даже поражаюсь, почему у такой монахини, как эта Стася,
такие прекрасные дочери?
- Времена не те, Клавдия Федоровна. Кроме того, Галина мне
рассказывала, что муж у Ганны был хороший человек. Очевидно, он всерьез
повлиял на Галину. Говорят, это был начитанный человек. Научил Ганну и
Галину белорусскому языку, давал им читать Мицкевича, Пушкина,
Некрасова... Потом он как-то загадочно утонул.
Кудеяров замолчал, потер ладонью широкий лоб и упрямо сжал красные,
как у девушки, губы. Он был еще совсем молод и любил первый раз в жизни.