"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

ваши, или нам везти? У нас коней нимци почти всех забрали...
- Хлеб надо раздать населению.
- Так то ясно. Я не про той хлиб говорю, что на трудодни. А про той,
что государству, Червоной Армии полагается. Мы вчера на правлении решили,
как быть. Урожай собрали дуже богатый, хлиба каждому и на трудодни много
следует. Нимцю продавать?.. То несекрет - есть таки подлюги, кому хочешь
продадут, лишь бы гроши. Так нимець, вин куплять не станет. Вин свое дело
знает - тычет автомат до грудей: "дай", свои-то: заработанный и то
отнимут. Куда уж государственный раздавать... Вот мы и постановили: кто
есть теперь наша власть, наша держава, наша Червона Армия? Ясно -
партизаны. Значит, и хлиб, что держави следует, - партизанский хлиб.
- А не жалко?
- Да нет, той хлиб нам тилько мешает: нимцив привлекает. Им як
донесуть, что излишки народ прячет, враз и прикатят.
Это, конечно, было верно. Ход мыслей логичен, логика - глубоко
советская. И все же было ясно, что правление артели подготовило к нашему
приезду подарок. Очень ценный подарок.
Рано или поздно наши продовольственные запасы истощатся, в некоторых
отрядах уже истощились. Вырастал серьезный и щекотливый вопрос: где брать?
Конечно, главным источником должны стать немецкие склады и обозы. Но
временами нужда заставит прибегать и к помощи населения. Крестьянству, да
и нам самим, важно придать этой помощи законный характер. Особенно же
приятен подарок савенковцев тем, что раскрывает новые душевные качества
советского крестьянина, социалистические качества.
- Мы не откажемся, - сказал Яременко, - спасибо. А как передать нам
зерно или сохранить для партизан, мы сообщим вам особо. Но только хранить
его следует так, чтобы при угрозе налета немцев можно было немедленно его
уничтожить.
Собрание длилось больше двух часов. Задавали множество самых
разнообразных вопросов, всех не передашь. И лишь один человек повел в
волчью сторону: худощавый, плохо одетый дядька лет пятидесяти, с острым,
внимательным, но не прямым взглядом. Он спросил, как бы очень
доброжелательно, по-семейному:
- А позвольте до вас обратиться, чи вы украинец будете?
- К чему это? - насторожился я.
- Да так... Призвище* ваше - Федоров, а с лица вроде наш...
_______________
* Фамилия.

- Русский, - сказал я (хотя на самом деле считаю себя украинцем). -
Это разве дело меняет? Как это понимать: наш - не наш?
- Та ничего, - уклончиво ответил он и прикрыл рот, симулируя зевок.
- Нет уж, продолжай, пожалуй. Начал, так веди свою линию.
И тот мрачный крестьянин, что спрашивал об Америке, видимо, сверстник
этому, повернулся и очень зло Крикнул:
- Давай, давай, выкладывай, выворачивайся! Чего хоронишься?
Дядька не смутился. Щурясь то на меня, то на своего сверстника, то
повернувшись ко всему собранию, он медленно начал:
- Можу и сказать. Я так гляжу. Украина вся пид нимцем? Вся. А что
теперь нам тут про партию думать? Оставили Украину, так и тикайте з ней. А