"Алексей Федорович Федоров. Подпольный обком действует (Книга 2) " - читать интересную книгу автора

отдохнуть, Помыться в бане. Помывшись и отдохнув, я пошел прогуляться по
лагерю, мне хотелось его осмотреть. Несколько землянок, пять или шесть:
штабная, три жилых, госпиталь; одна землянка была еще недостроена, для нее
рыли котлован. В ней предполагалось установить типографскую машину,
печатать газету и листовки.
Крыши землянок поднимались чуть заметными холмиками. На них был
уложен дерн, а на некоторых даже посажены кусты. Легковую машину М-1,
которой давно уже не пользовались, в целях маскировки наполовину зарыли в
землю и прикрыли ветвями. С воздуха партизанский лагерь обнаружить было
нелегко.
На земле же не только обнаружить, - проникнуть в лагерь не составляло
особого труда. В радиусе ста - ста пятидесяти метров от центра дежурили
всего трое часовых.
Два плотника околачивали настил для печатной машины. Я заговорил с
ними. Потом подошло еще несколько партизан. Из их рассказов мне стало
понятно, что дела в отряде далеко не благополучны.
Бойцы были недовольны, но чем? Они и сами не смогли бы объяснить.
Попудренко им нравился, и к другим руководящим товарищам они относились с
полным доверием. Только Кузнецов - начальник штаба - вызывал их
возмущение: много пьет, с народом груб, а главное - в деле ничего не
смыслит.
О Попудренко говорили восхищенно: храбрый, толковый, умный командир.
Правда, перехватывает иногда: слишком горяч. Но справедливый и, когда
нужно, добрый. А против врага так лют, что лучше и не надо. А все-таки...
Довольно долго я не мог понять, что кроется за этим уклончивым "а
все-таки".
Мне рассказали, как по пути из Гулино, когда отряд перекочевывал на
новое место, решили уничтожить старосту - предателя из села Камка.
Сам староста сбежал. Его не удалось настигнуть. В сарае у него
обнаружили сто седел, которые немцы оставили ему на хранение. Седла эти
могли пригодиться в отрядном хозяйстве, но их сожгли. То ли из озорства,
то ли от досады, что староста утек. У народа осталось впечатление
несерьезности, какой-то ненужной лихости, чуть ли не хулиганства.
- Зачем зря уничтожать добро? Когда бы действительно нельзя было
забрать и оно могло к немцам попасть... Неужели мы, товарищ Федоров, так и
останемся без кавалерии? Будем по мелочам... Прыг-скок, там мотоцикл
подорвем, там немца убьем, а там, глядишь, собаку-ищейку отравим и выпьем
на радостях: ай да лихие партизаны!
Это говорил солидный, усатый дядька лет сорока. Он копал котлован.
Воткнув лопату в землю, он вытер руки о штаны и продолжал:
- Вот вы приглядитесь, товарищ Федоров, как мы живем, как воюем и на
что надеемся. Живем на то, что есть в ямах, что закопали. Даже муку возим
в соседнее село. Там из нашей муки и хлеб, и лепешки, и пироги бабы с
превеликим удовольствием испекут, пожалуйста. Ну, а как кончится наша
мука?.. У баб просить будем?
- Чего там кончится! - махнула рукой жизнерадостная повариха. -
Имеется, говорят, запас... Ты, Кузьмич, сколько воевать собираешься?
- Да если так воевать, то запасенного добра еще и останется. Только
вопрос - кому? По моему разумению, немцам. Они хоть и дурни, а тоже нас
терпеть не очень-то будут. Сперва с Балабаем покончат, потом с Козиком, а