"Дмитрий Федоров. Дом, который построил... (Сб.фантастики "Выдумки чистой воды")" - читать интересную книгу автора

его, спрашивается, населял триста с лишним лет? Мастеровые,
ремесленники, купцы и прочие предприимчивые люди. Деньжата водились у
всех, а хранились где? Надежных, как нынешние, сберкасс не было,
облигаций трехпроцентного займа - тоже, банки в революцию полопались,
значит, где?.. Остается предположить: в индивидуальных домашних
тайниках. Следовательно, что?.. Их нужно обнаружить и вернуть народное
достояние законному владельцу, то есть государству. Это святой долг
каждого честного гражданина, а народ - он у нас благородный, он в
долгу не останется...
Или другой ракурс - моральный. Возможная ситуация: дом приговорен,
а расстаться с ним сил нет, деды, прадеды тут жили, корни, словом,
родовые. Почему не проявить милосердие, не потянуть недельку-другую,
пока человек не свыкнется со своей бедой, не примирится с
необходимостью оставить дорогие стены?.. Здесь важно, чтобы бедолага
не спутал, чья рука поддержала его в трудную минуту, здесь обезличка
ни к чему. И без всякого нажима, боже сохрани! Уголовный кодекс Сеня
уважает, это, спасибо маме, у него в генах...
Ну а когда Сеня прочно станет на ноги, тогда посмотрим, как
Липочка, секретарша главного, будет носик свой курносый воротить. Но
тогда С.И.Пенкин, хоть в каждом глазу Липочки по крылатой ракете и
накрывают они цель с первого выстрела, будет вне пределов ее
досягаемости. Выбирать он будет сам. Как там утверждает русская
пословица? "По Сеньке - шапка?.." Прекрасно! Вот и нужно подсуетиться,
чтобы этот головной убор достался ему познатней...
Сеня с сожалением оборвал белокрылый полет фантазии, глубоко и
взволнованно вздохнул, открыл чистую страницу и аккуратно вывел: "План
демонтажа дома № 13 по улице Береговой".

Утром, ровно в восемь, Пенкин, слегка робея, вошел в рабочий
вагончик шестого участка. Три угрюмых, загорелых мужика в замурзанных,
видавших виды спецовках сидели рядком вдоль стены на грубо сколоченной
некрашенной скамейке. Самый старший, с седыми кустистыми бровями, в
газетной треуголке, лихо, как пилотка, сдвинутой набекрень,
сосредоточенно шевеля губами, читал колонки объявлений в "Городской
неделе". Цыганистого вида парень, ощерив крупные, один к одному,
белоснежные зубы с небрежно зажатой сигаретой, лениво резался в очко
с мрачным рыжебородым напарником, которому, судя по всему, Фортуна
улыбаться не хотела.
У Сени при виде этой компании неприятно засосало под ложечкой и
заныло в животе. Он запнулся на пороге, с грохотом пролетел оставшиеся
метры до стола и, кое-как поймав равновесие, вдруг совершенно уж
некстати осипшим голосом спросил:
- Можно?
Однако никто, кроме седого в треуголке, не обратил на его шумное
появление внимания. Отложив газету, "бровастый" поинтересовался:
- Не зашибся? Чего тебе, сынок?
- Я... Пенкин, Сеня. То есть Семен Иванович. Кстати, имею
направление... В-вот...
- А-а, новый прораб! - почему-то обрадовался седой и зычно
скомандовал: - Братва, па-адъем! - Затем ловко выдернул из-под стола