"Евгений Федоровский. Посылка от Марта (Роман о ВОВ)" - читать интересную книгу автора

в лучших эталонах арийской красоты.
Зейц уже предпринял ряд шагов к сближению с прекрасной Элеонорой. Дважды
он буквально вынудил профессора пригласить его к себе в дом. Зандлер
испытывал перед гестаповцем непобедимую робость. Зейц не помнил случая,
чтобы его ученый коллега хоть раз осмелился взглянуть ему в глаза. Он
снова и снова возвращался к профессорскому досье. Нет, у Зандлера не было
абсолютно никаких причин тревожиться за свое прошлое. У него даже были
заслуги перед фюрером: он был одним из первых конструкторов Мессершмитта,
вступивших в нацистскую партию.
Проведя более детальное расследование, Зейц обнаружил, что в студенческие
годы профессор якшался с социал-демократами. В 1932 году коллега Зандлера
доктор Дорн был до смерти избит штурмовиками. Но ведь Зандлера не
привлекали по этому делу. Никого, кроме сослуживцев, профессор не
принимал, ни с кем на стороне не переписывался... Что это? Страх? Апатия?
Глубокое подполье? Нет, для подпольщика он трусоват. Во всяком случае,
Зейц был уверен, что стоит нажать на профессора и он расползется перед ним
студнем. Да что толку?
Профессор и дома оставался таким же бесхребетным существом. Отцовская
власть не отличалась деспотизмом. Главе семьи разрешалось обожать свою
Элеонору. Не больше. Эмансипированная дочь, с пятнадцати лет росшая без
матери, если кому и доверялась, то разве что отцовской секретарше Ютте,
девице, на взгляд Зейца, малопривлекательной, к тому же излишне острой на
язычок. Своенравная Элеонора возвела Ютту в сан домашней подруги и
наперсницы. Эта "кукольная демократия" особенно злила Зейца, когда перед
посещением дома Зандлеров он покупал в кондитерской не одну, а две коробки
конфет. Но что делать! Претендент на руку прекрасной Элеоноры должен
завоевать сразу два сердца.
Машинально сортируя конверты, Зейц думал о том, что стоило бы сегодня
вечером намекнуть Ютте на солидное вознаграждение в случае удачного
сватовства. Неплохо бы и припугнуть ее. Кстати, при умелой обработке можно
было бы использовать ее и для слежки за домом Зандлера. Мало ли что. Уж
больно пуглив этот профессор. Что-то из его бюро давненько не поступало
заявок на обеспечение секретности испытаний. Чем они только там занимаются?
Какую чепуху пишут люди друг другу! Находят время на всякий вздор.
Натренированный глаз Зейца, равнодушно прочитывающий письмо за письмом,
вдруг зацепился за нужный адрес. Фрейлейн Ютте Хайдте пишут из Берлина.
Любопытно! Ну конечно, тетя! Кто же еще? Отчего бы бедной девушке не иметь
в Берлине такую же бедную тетю? Тетя Хайдте обеспокоена здоровьем своей
крошки и просит ее не забыть, что 18 сентября (то есть сегодня) день
памяти бедного дядюшки Клауса, который очень ее любил и всегда читал ей
сказки о Рюбецале, гордом и справедливом духе. Маленькая Ютта,
оказывается, горько плакала, слушая эту сентиментальную размазню.
Рюбецаль, Рюбецаль... Бедный дядюшка Клаус! Надо будет заняться
племянницей Рюбецаля!.. Лезет же в голову всякая дрянь!
Телефонный звонок прервал размышления Зейца. Звонила секретарша
Мессершмитта. Шеф приглашал его к себе. Зейц подобрался. Подобные
приглашения случались не часто. За полтора года службы Зейц так и не
уяснил себе истинного отношения к нему шефа. Мессершмитт всегда принимал и
выслушивал его с исключительно серьезным, деловым видом. Ни проблеска
улыбки. Эта-то серьезность по отношению к довольно мелким делам, о которых