"Нина Федорова. Шпион (Сб. эмигрантской прозы "Пестрые рассказы")" - читать интересную книгу автора

Нина Федорова.

Шпион


---------------------------------------------------------------
Текст взят из сборника эмигрантской прозы "Пестрые рассказы".
Издательство имени Чехова. New York, 1953
OCR: Роман Капитонов
---------------------------------------------------------------

В Харбине мы имели своего шпиона, лично приставленного к нашей семье.
Это произошло из-за дяди. Наш дядя был военный, но с годами он охладел к
войнам и занялся изучением Отцов Церкви. Как-то раз, случайно, прочел он
житие св. Симеона Столпника и был потрясен прочитанным. Поэт в душе и
стратег по образованию, он по достоинству оценил раскрывшуюся ему картину
многолетней борьбы с самим собою из-за своей души. Он был восхищен
драматизмом положения, где враг - невидим, а приз воображаем, где - поле
битвы, нападающий, орудия, враг, отступление и наступление, все это - сам же
подвижник. Чтение житий и поучений сделалось единым занятием и единой
страстью дяди. Он стал неудержимо завидовать жизни подвижников и аскетов.
Пустынное житие стало его мечтой.

- Да... Если бы знать это раньше! Ушел бы я в молодости в пустыню,
выкопал бы пещерку и стал бы спасаться... вдали от житейской суеты в тиши, в
посте в подвиге, в уединении. Мало по малу мы все заразились его
энтузиазмом.
По вечерам, бывало, сидим все за работой, а дядя нам из "Отцов Церкви"
читает:
"Ум блуждающий устанавливают - чтение, бдение и молитва. Похоть
пламенеющую угашают алчба, труд и отшельничество. Гнев волнующийся утишают -
псалмопение, великодушие и милостивость". Тетя первая начинала вздыхать, а
за нею и все остальные.
... "Бегающий мирских удовольствий есть башня, неприступная для демона
печали"...


Тетя вытирала набежавшую слезу. И мы плакали. Нас по молодости более
всего трогала высокая поэзия чувств и выражений. Трудно было сохранять
спокойствие, когда дядя вдохновенно читал:
"Утверди, Господи, на камени заповедей Твоих подвигшееся сердце мое,
яко свят еси и Господь".

Тетя откладывала в сторону работу, (она перелицовывала дядину куртку),
слезы мешали ей работать. Эта генеральская куртка перелицовывалась в пятый
раз. Все из нее выносилось - и цвет, и покрой, и фасон, - оставалось лишь
добротное военное сукно. Оно бросало вызов и войне, и революции, - оно не
изнашивалось. Оно казалось неисчерпаемым, так как с годами дядя делался все
меньше и меньше, и тетя могла варьировать фасон, сколько угодно. За тетей и
мы все откладывали работу. Начинался разговор. Нам всем хотелось уйти в