"Джейн Фэйзер. Безжалостное обольщение (Том 2) [love]" - читать интересную книгу автора

чтобы она оставалась внизу. Слова песен, которые горланили моряки,
заставляли ее краснеть, разговор капитанов, которым на "Танцовщице" был
устроен торжественный ужин, оказался не многим лучше.
Доминик убедительно советовал ей провести вечер в одиночестве, в
крохотной каюте Сайласа, который прислуживал господам у хозяина. Женевьева
с упрямством, о котором ей пришлось потом горько пожалеть, заявила, что
будет изображать гостеприимную хозяйку и помогать Сайласу. Доминик лишь
пожал плечами. "Что ж, придется преподать еще один урок, - решил он. -
Поскольку я буду рядом, самое большее, что грозит фее, это стыд и чувство
неловкости".
Капитаны его флота понятия не имели о том, что на "Танцовщице" есть
женщина. Узнав об этом, они сделали соответствующий вывод: ни одна леди не
могла бы оказаться в подобной ситуации, следовательно, незачем и
стесняться в выражениях. И они подтрунивали над Домиником, называя его
хитрецом, который обошел их всех, прихватив с собой "все удобства". Пару
раз Женевьеву облапили, когда она подавала еду, стараясь вести себя так,
словно все происходило па Ройял-стрит или в Трианоне. Но за этим столом
было не до изысканных манер. Эти люди вели себя ужасно; разумеется,
Доминик оставался таким же обходительным и трезвым на вид, как всегда,
хотя выпил не меньше вина и бренди, чем остальные. Когда его бирюзовые
глаза останавливались на ее застывшем, с пылающими щеками лице, что
случалось довольно часто, в них читались насмешка и удовлетворение: вот
видишь, словно говорил его взгляд, я снова оказался прав. Делакруа не
сделал ни единой попытки смягчить непристойность шуток своих гостей или
сказать хоть слово, чтобы изменить их представление о Женевьеве.
Гордость не позволяла уйти, хотя она испытывала невыносимое унижение,
и, если бы Доминик предложил ей удалиться, она пулей выскочила бы из каюты
при первой же возможности. Но он не предложил, лишь передавал Женевьеве
свою тарелку, когда требовалось снова наполнить ее, и жестом указывал на
бутылки, стоявшие на сервировочном столике, если требовалось кому-нибудь
налить еще. Когда посуду наконец убрали и в услугах Женевьевы больше не
было необходимости, когда она, казалось, могла покинуть каюту так, чтобы
это выглядело естественно, а не признанием собственного упрямства, капитан
"Чайки" весьма фривольно попросил ее остаться и развлечь их. Мужчинам
мучительно недостает женского общества, сообщил он и выразил надежду, что
месье Делакруа не будет столь эгоистичен, чтобы держать девушку только для
себя. Многозначительные взгляды обратились к широкой кровати, и
одобрительный гул прокатился по каюте.
- Иди, - ровным голосом сказал Доминик, не повернув головы.
И она вышла, дрожа от стыда и злясь на себя за то, что позволяет так
с собой обращаться. Она не могла направить свой гнев на Доминика, и от
этого становилось еще горше. Когда подвыпившие гости вышли на палубу
покурить и освежиться, Сайлас, не скрывая недовольства, сообщил, что она
может, ничего не опасаясь, вернуться в каюту хозяина.
Женевьева тихонько заползла под одеяло. Она не знала, как посмотреть
в глаза Доминику. Но пират оказался более чем великодушен в своей победе.
Он ни разу не напомнил ей о том ужасном вечере ни тогда, ни впоследствии,
однако сама Женевьева еще долго не могла простить себя, и понадобилось
немало времени, чтобы воспоминание об этом кошмаре перестало ее мучить.
Разнообразие во время обратного пути внес захват английского