"Ю.Г.Фельштинский. По поводу статьи Ю.Фельштинского "Тайна смерти Ленина" " - читать интересную книгу автора

графа Мирбаха 6 июля 1918 г и о разгроме большевиками 6--7 июля партии левых
эсеров Я готов провести эту дискуссию на страницах любого журнала, за любым
круглым столом, Но с условием, что она будет проводиться профессором
Зевелевым не на том младенческом уровне, когда он ограничивается чтением
статьи Попова Критиковать авторов через чужие статьи позволяла себе лишь
сталинская историография
В январе 1999 г меня попросили высказать мнение по вопросу о
российско-белорусском союзе Я его высказал в "Независимой газете" Я
утверждал и утверждаю, что это мертворожденное уродливое детище, не решающее
ни одного из существующих вопросов, стоящих перед Россией и Беларусью, а
только создающее новые, не осознаваемые сегодня народами двух государств
проблемы, от геополитических до конституционных В частности, создание нового
государства может означать отсрочку президентских выборов в России
Само название ответной статьи Зевелева "Непрошенный советчик" --
указывало на дискриминационный характер его подхода ко всему тому, что я
делаю Для Зевелева я прежде всего идеологический враг, иностранный ученый (с
учетом антиамериканской истерии в России из-за военной кампании НАТО против
режима Милошевича можно было бы добавить ученый страны - члена НАТО)
Считать аргументом в споре со мною паспорт в моем кармане-- прием столь же
недостойный, как и указание на ту или иную национальность автора Я слишком
многое сделал для историографии России, чтобы люди, подобные Зевелеву,
безнаказанно имели право называть мои советы "непрошенными"
В 1978 г с третьего курса исторического факультета, я уехал из России,
так как не в состоянии был выносить ежедневную ложь, которой кормили меня
Зевелев и ему подобные Это были не "около 10 ошибок" статьи Г Попова, и даже
не "около ста" Это была ложь, уродовавшая наши жизни, калечившая наши души,
мешающая нам думать, понимать, анализировать Десятки тысяч страниц, потоки
информации, безликие книги по советской истории, в которых, если вырвать
титульные листы не отличишь одного автора от другого И ни слова правды. Если
я и "обосновался" в США, то только для того, чтобы заниматься историей своей
страны не под диктовку Зевелева, чтобы быть свободным человеком, писать и
говорить то, что думаю Но никогда, ни в эмиграции, ни позже, в России, когда
мои книги выходили стотысячными тиражами, я не позволял себе сводить счеты с
советскими историками, хотя ох как легко и просто это было сделать,
пользуясь их абсолютной растерянностью в горбачевские и ельцинские годы.
Когда самые первые из них (из вас, господин Зевелев) приезжали в
Стенфорд или Гарвард, никто не слышал от меня ни одного упрека Любой мог
рассчитывать на мою поддержку Не будем называть имен Те, кому я помогал, это
помнят
Мы вместе прошли через этап Тяжелый этап в нашей жизни По разные
стороны океанов мы делали то, что считали нужным Не мне вас судить И первым
я бы не бросил камень в Зевелева
Сменилась эпоха Сменялись правительства Пришел 1991-й Прошел 1993-й Я
хотел бы, чтобы в эти слова вчитались все те, кому дорога наша история, кто
относит себя к историкам России Я хотел бы, чтобы эти слова услышал и
осознал профессор Зевелев, хотя мы принадлежим к разным поколениям, и я
далек от мысли, что та или иная моя статья или десяток аналогичных других в
чем-то убедят этого человека мы победили Мы - это те, кто боролся с
господством коммунистической идеологии в мире, в России, в истории. И
никогда-- слышите, господин Зевелев, - никогда мы не допустим возврата к