"Люциан Ферр. Чужая земля ("Чужая Земля" #1) " - читать интересную книгу автора

без тела.
Однако черная сущность, будто почуяв интерес к себе, сжалась в
гигантский прямоугольник. Некоторое время ничего не происходило, а затем на
темной поверхности стали проступать цвета. Когда метаморфоза была завершена,
оказалось, что передо мной висит книга в золотом окладе, на поверхности
которого была выгравирована фигура молодого дворянина 16-17 века. Хотя я мог
ошибаться. Но самым интересным в гравюре была невозможность разглядеть лицо
изображаемого человека. Нет, оно вовсе не было чем-то скрыто или же
испорчено неумелым мастером. Просто каждый раз при взгляде на него черты как
будто расплывались, не позволяя разобрать истины.
Когда мне надоело ломать над этим казусом голову, книга, повинуясь
моему немому желанию, раскрылась. Раскрылась она, как и полагается древнему
фолианту - медленно, значительно, даже помпезно. На первой странице было
изображено несколько странных значков, похожих одновременно и на
скандинавские руны, и на арабскую вязь. Глядя на них, я был абсолютно
уверен, что никогда прежде не видел ничего подобного. Но, несмотря на это,
смысл написанного становился понятен при первом же взгляде. "Книга
Смертей" - значилось там.
Как только до меня дошел смысл написанного, книга открылась сразу на
середине.
Здесь не было никаких надписей. Только картина, изображавшая гигантскую
спальню. На роскошной кровати с балдахином лежит молодая женщина. Она
устала, но, несмотря на перенесенную боль, все же мягко улыбается. Ее глаза
сияют счастьем.
Рядом с кроватью стоит седовласая бабка. Она тоже рада. Она радуется
тому, что все наконец закончилось. К счастью, вполне благополучно. И в ее
душе все еще теплится страх за жизнь молодой женщины, слишком тяжелыми были
роды. На руках у старухи голосит младенец.
В сторону кровати идет пожилой мужчина в щедро расшитом золотом
камзоле. Он безумно счастлив и благодарит богов за ниспосланного ими
наследника. Сейчас он готов озолотить всех и вся вокруг себя.
Во всем этом золотом сиянии счастья и радости багровым угольком тлеет
недовольства ребенка. Пожалуй, он здесь единственный, кто не рад своему
появлению на свет. Но говорить он пока не может, поэтому выражает все свои
чувства криком.
Вглядываясь в их лица, я неожиданно сообразил, что знаю, кто они такие.
Вот старый герцог Кадэбур кив'Архол. Вот его молодая супруга Алиссия,
которая, как ни странно, вышла за него замуж по любви, а не ради положения.
Вот старая повивальная бабка Гардения, которая принимала еще нынешнего
герцога и которой тот временами побаивается...
Как только я закончил рассматривать картину, страница снова
перевернулась. И пошло-поехало. Первое слово. Первый шаг. Первая глупость.
Мелькали незнакомые места, лица, имена. Учителя, воспитатели, друзья, враги.
Вглядываясь в мелькающие лица, я с удивлением ощутил, что прекрасно знаю
некоторые из них. С другими же будто бы знаком шапочно. И лишь один персонаж
ускользал от моего всезнания. Тот, за чьей жизнью я наблюдал. Сначала
младенец. Затем лихой сорванец. Стойкий юноша, упорно бредущий через
незнакомый лес со сломанной ногой. Каким бы он не представал предо мной, я
всегда мог выделить его из толпы. Ибо лишь его имя было скрыто от меня
туманом, и лишь его фигуру размыл неизвестный художник.