"Лион Фейхтвангер. Еврей Зюсс" - читать интересную книгу автора

Он засопел сильнее. В нем закипало глухое бешенство, когда он
представлял себе, каким ликованием герцогство и вся Германия встретят
падение этой женщины. Он слышал, явственно слышал облегченный вздох страны
и победоносное хрюканье жирных бюргеров, парламентских каналий, он видел,
как они скалят зубы и хлопают себя по ляжкам, он видел невозмутимых,
чопорных, корректных родственников герцогини и их постное, кислое,
насмешливое торжество. Вся нечисть вкупе накинется на эту женщину, как на
падаль. Целый век защищал он ее от этих гадов; если он сейчас, в пятьдесят
пять лет, отступится от нее, они сочтут это признаком старческой слабости.
Он издавал указы без счета, тяжко каравшие всякое непочтительное слово о
графине, он дошел до конфликта с императором, отправил в изгнание друга
своей юности и первого министра за дерзкий отзыв о ней, он воевал со
своими советниками, со своим парламентом, со своей страной, требуя
налогов, все новых налогов и денег, денег, денег для нее. Около тридцати
лет он противопоставлял ее герцогству, империи, целому миру.
Что за буря поднялась по всей Европе, когда он в самом начале их связи
недолго думая обвенчался с графиней как со второй супругой, наряду с
герцогиней. На него дождем посыпались императорские увещевания,
заклинания, угрозы, представители сословий рычали, как бешеные псы.
Баден-дурлахская родня герцогини света невзвидела от бешенства и обиды,
его кляли с церковных амвонов, отказывали ему в причастии, вся страна
кипела и бушевала. Делать было нечего, он покорился, расторг брак с
графиней, примирился с герцогиней. Что же касается сердечной склонности и
вытекающего отсюда брачного сожительства - он усмехнулся, припомнив
красивую фразу, которой ублаготворил императора и которую сочинил ему брат
графини, - итак, что касается сердечной склонности и вытекающего отсюда
брачного сожительства, то оные зависят от господа бога и от него самого и
не могут быть навязаны владетельному герцогу посторонней волей. Потом,
покорясь новым грозным приказам императора, он все-таки отослал Христль в
дальние края и за это выманил большой куш у своего признательного
парламента, а вся страна возликовала. Но потом - он ухмыльнулся, вспомнив
самый ловкий в своей жизни фортель, - через доверенных лиц он раздобыл в
Вене слабоумного мозгляка с графским титулом, женил его на Христль и
сделал главой кабинета, и Христль вернулась в страну супругой главы
кабинета под неистовый вой обманутых вюртембержцев, меж тем как император
в бессильном сокрушении пожимал плечами: кто ж запретит владетельному
герцогу видеть у себя при дворе жену своего первого министра? А как
хохотала Христль, когда на деньги, преподнесенные ему парламентом на
развод, он купил ей поместья Гонфигхейм и Гомаринген!
С годами все улеглось. Правда, время от времени появлялся какой-нибудь
пасквиль на графиню, но в силу тридцатилетней давности их связь стала
совершенно определенным фактом германской и общеевропейской политики.
Представители сословий ворчали, однако же признали за графиней ряд
прерогатив. Герцогиня унылой, покорной жертвой пребывала в пустом
Штутгартском дворце, ее родня, чопорные маркграфы, замкнулись в
оскорбленном, высокомерном молчании. Предосудительным фактом возмущались,
но, так как он оставался неизменным тридцать лет, с ним свыклись и
примирились.
И вдруг теперь без какого-либо повода все узы, привязывающие его к этой
женщине, будут разорваны, сброшены, уничтожены.