"Лион Фейхтвангер. Семья Опперман" - читать интересную книгу автора

в самом деле: в такие времена, как нынешние, не так уж важно, будут ли еще
раз описаны жизнь и деятельность писателя, умершего полтора столетия
назад. Однако, если "Минерва" отклонит книгу, его это все-таки заденет.
Желание третье...
Он открыл глаза. Глаза у него глубоко сидящие, карие. Нет, очевидно, он
не так уж доволен, не в таком уж ладу с судьбой, как ему казалось за
минуту до того. Он крепко сдвинул брови; резкие вертикальные складки
прорезали лоб над крупным носом. Сумрачно и напряженно смотрит он в
потолок. Удивительно, как мужественное лицо его мгновенно отражает каждый
поворот нетерпеливого, изменчивого настроения.
Если "Минерва" возьмет Лессинга, - работы над этой книгой больше чем на
год. Не возьмет, так он запрет недоработанную рукопись в ящик. Что же ему
тогда делать всю зиму? Можно было бы поехать в Египет, в Палестину. Давно
уже собирался он совершить такое путешествие. Египет, Палестину нужно
повидать.
Нужно ли?
Вздор. К чему портить себе день такими размышлениями? Хорошо, что пора
наконец садиться на лошадь.
Через небольшой палисадник он проходит на Макс-Регерштрассе. Фигура у
него несколько тучная, но хорошо тренированная, шагает он быстро, твердо и
свою массивную голову несет легко. У ворот стоит слуга Шлютер,
поздравляет. Прибежала Берта, жена Шлютера, кухарка. И она поздравляет.
Густав с сияющим лицом громко и сердечно благодарит, весело смеется.
Вскакивает на лошадь. Он знает, что они стоят у ворот и смотрят ему вслед.
Что ж, они могут сказать только одно: для пятидесятилетнего он чертовски
хорошо держится. Кстати, сидя в седле, он особенно выигрывает, ибо кажется
выше, чем в действительности: при высоком стане у него чуть коротковаты
ноги. "Как у Гете", - повторяет (и не реже, чем раз в месяц) господин
Франсуа, директор гимназии королевы Луизы, приятель Густава по Обществу
библиофилов.
По дороге Густав встречает кое-кого из знакомых, приветливо машет им
рукой, но ни с кем не останавливается. Прогулка пошла ему впрок. Он
возвращается в приподнятом настроении. Принять душ и искупаться - чудесная
штука. Весело и фальшиво напевает он какую-то сложную мелодию, звучно
фыркает под душем. Обильно завтракает.
Он переходит в библиотеку, несколько раз пересекает ее из конца в конец
твердым, быстрым шагом, ступая на всю ногу. Его радует прекрасная комната,
ее строго продуманная обстановка. Наконец он садится за огромный
письменный стол. Широкие окна почти не составляют преграды между ним и
ландшафтом, он сидит словно под открытым небом. А перед ним изрядная горка
писем: утренняя почта, поздравления.
Густав Опперман, как всегда, просматривает почту с легким радостным
любопытством. С ранней юности в мир протянуто множество антенн. Как-то они
отзовутся? Вот перед ним юбилейная почта, поздравления, только и всего. А
в нем шевелится слабая надежда: вдруг одно из четырех или пяти десятков
писем внесет в его жизнь что-нибудь волнующее. Он не сразу вскрывает
письма, а сначала раскладывает их, читая или угадывая имена отправителей.
Вот - в нем внезапно вспыхивает легкое волнение - письмо от Анны, письмо,
которое он ждал. С минуту он держит его в руках, нервно мигая. Потом лицо
его озаряется мальчишеской улыбкой. И как ребенок, приберегающий любимое