"Лион Фейхтвангер. Настанет день" - читать интересную книгу автора

списка; список этот невелик, но чреват последствиями.
В сенате сидят примерно девяносто господ, которые не скрывают, что они
его враги. Они смотрят на него свысока, эти господа, возводящие свой род к
временам основания Рима и еще дальше - к разрушению Трои. Они обзывают его
выскочкой. Если его прадед держал откупную контору, дед тоже еще не был
ничем знаменит, они воображают, что и он, Домициан, не способен понять, в
чем истинная сущность римлянина. Но он им покажет, кто истинный римлянин,
- правнук мелкого банкира или потомки троянских героев.
Имена этих девяти десятков ему известны. Девяносто - большое число,
столько он не сможет внести в свой список, к сожалению, - лишь немногих из
этих неприятных господ удастся устранить за время его отсутствия. Нет, он
будет осторожен, он враг всякой поспешности. Но кое-кого - семерых,
шестерых, ну, скажем, хотя бы пятерых все же можно будет внести, а мысль о
том, что, когда он вернется, они уже не будут больше мозолить ему глаза,
согреет ему сердце вдали от Рима.
И все-таки он записал - пока, предварительно - целый ряд имен. Потом
принялся вычеркивать. Эта задача оказалась не из легких, и порой,
выбрасывая чье-нибудь ненавистной имя, он горестно вздыхал. Но он -
добросовестный правитель, он хочет, чтобы в его окончательных оценках им
руководили не симпатия и антипатия, а только государственные соображения.
Тщательно обдумывает он, насколько опасен тот или другой сенатор, чье
устранение привлечет больше внимания и чье конфискованное имущество
принесет больше пользы казне. И только если чаши весов стоят ровно, решает
его личная антипатия.
Так он обдумывает одно имя за другим. С огорчением вычеркивает из
списка Гельвидия. Жаль, но нельзя, пока что приходится его щадить, этого
Гельвидия Младшего. Гельвидия Старшего убрал еще старик Веспасиан. Но
придет час, - нужно надеяться, он не за горами, - когда следом за папашей
можно будет отправить и сынка. Жаль также, что император не может
сохранить в своем списке Элия, у которого он некогда отнял супругу, Луцию,
ставшую теперь его императрицей. Этот Элий имел обыкновение называть его
не иначе, как "Фузан", из-за того, что у него, Домициана, начинает расти
живот, и еще из-за того, что он не всегда чисто выговаривает букву "П".
Ладно, пусть Элий еще некоторое время зовет его "Фузаном", но и для него
настанет час, когда ему будет уже не до острот.
В конце концов в списке остаются пять имен. Но теперь императору
кажется, что и этих пяти слишком много. Он удовольствуется и четырьмя, да
еще посоветуется с Норбаном, своим министром полиции, когда будет решать,
кого все-таки отправить в Аид.
Так, он выполнил свой урок, он свободен. Домициан встал, потянулся,
направился к двери, отпер ее. Он проработал все обеденное время, его не
осмелились побеспокоить. Теперь он голоден. Он вызвал сюда, в Альбанское
именье, чуть не весь двор и половину сенаторов, почти всех, кому был
другом или врагом; прежде чем покинуть столицу, он хотел здесь, в Альбане,
привести в порядок дела империи. Устроить себе развлечение? Пригласить
кого-нибудь из них к столу? Он вспомнил о множестве людей, которые
прибывают сюда непрерывным потоком, представил себе, как их терзает
мучительная неизвестность, - что же решит на их счет бог Домициан. Он
улыбнулся многозначительной злой улыбкой. Нет, пусть остаются в своей
компании, лучше предоставить их самим себе. Пусть подождут весь день,