"Евгений Филатов. По французским Альпам на велосипеде (Путевые заметки)" - читать интересную книгу автора

троих здоровых мужиков; научных работников. Причем вопрос об оплате даже и
не поднимается, мы даже и не дергаемся полезть в карман, а смирно и даже с
некоторым вожделением ждем "халявы".
Златоуст Окуджава, ты поешь нам о достоинстве. Но унижение-то
начинается не здесь в маленьком кафе, а там, у нас на родине, когда за наш
труд нам платят баландой и телогрейкой. После окончания университета я
работал в очень важном ''ящике", участвовал в работах, о которых потом
гордо вещали на весь мир дикторы под аккомпанемент торжественных позывных.
Участвовал в ответственных совещаниях, выдавал оценки. Но приходил день
зарплаты и я старался загородиться спиной от коллег, чтобы никто не видел
за какую сумму я расписываюсь. Мне, двадцатилетнему мальчишке было стыдно,
что я работаю за такие нищенские деньги. Один раз с получки я мог
позволить себе пообедать в заводской столовой "по правилу правой руки " -
т.е. закрыв рукой цены, выбирать блюда только по названиям - что захочешь.
Вошедшему в историю главному конструктору не было стыдно, что инженеры
живут в общежитии 4 квадратных метра на человека, один шкаф на двоих, не
было стыдно лично лишить 11.5% премии меня, молодого специалиста за то,
что я ел в рабочее время пирожки в коридоре. Ах, какие пирожки с маком
пекут на Украине, особенно, если тебе 20 лет, а рабочий день уже к концу!
Какой зовущий аромат снизу из буфета по всем четырем этажам
конструкторского бюро!
Бог с ним с Главным, мир его праху. Но грустно то, что в мои теперь
почти уже шестьдесят так же как было и в двадцать, за мою зарплату
по-прежнему стыдно мне, а не тем, кто с трудом вмещая щеки в раму экрана
об'ясняет нам, что только их усилиями Россия, наконец, находится на пороге
благополучия и процветания. На склоне лет приятно все привычное и нам, всю
жизнь прожившим на этом пороге, увещевания эти звучат, как колыбельная
тети-кошки.
Вот так мы обсуждали меню: женщины с барменом по-немецки, мы с ними
по-русски, напрямую с барменом по-английски. Суеты было много, но гора
родила мышь - мы остановились на двух "фантах" и одной просто воде. Все
холоднющее, в звонких бокалах, за столиком снаружи, под тентом. Надо было
ехать, женщины вежливо ждали, пить хотелось но все было ужасно холодное,
страшно простудиться.
Наконец, поехали. Дорогу нам нарисовали, но всегда сложно выехать из
города. "Фордик" лидировал, мы старались удержать его в пределах
видимости, но оказалось, что без привычки в городе сделать это довольно
трудно. Не без приключений выбрались, наконец, на загородную дорогу через
лес все вверх и вверх. Шла вторая половина теплого солнечного дня,
идиллические пейзажи Шварцвальда окружали нас, мы ехали на своих
велосипедах по живописной пустой дороге, залитой запахами разогретых сосен
и сена, ехали в гости, чтобы завтра начать желанный путь во Францию.
Редкий момент счастливого равновесия в жизненной гонке. Мгновение было
прекрасно, но остановить его было нельзя, потому что само счастье было в
движении.
Сейчас зима, я сижу в деревенской избе на краю заснеженного леса.
Пасмурно, идет снег. Самая середина декабрьского дня, но света от трех
окошек не хватает. Смутно просматривается ломанный контур старых сосен на
опушке, нездешне белеют свежепостроенные хоромы "новых русских",
здоровенная сорока села на старый тополь на той стороне пустынной улицы.