"Владимир Фильчаков. Театральный Мальмстрем" - читать интересную книгу автора

в полном отсутствии денег, меня увлекают под лестницу и вручают бутылку пи-
ва. Сидим, пьем пиво, лениво перекидываемся фразами.
- Ну что, Коля, - спрашивает Викентьич, - как там ваша пьеса?
- Пьеса живет, действует и дает экономический эффект, - острю я. Сашка
хмыкает в бутылку, Викентьич улыбается, показывая отсутствующий зуб.
- Это хорошо, - говорит он. - А то боялись все - как бы кто еще не
преставился.
- Викентьич, а ты не читал? - интересуется Сашка.
- Нет. Успею еще. Не люблю я это дело.
- Какое? - спрашиваем хором мы с Сашкой.
- А вот это - пьесы читать. Потом смотришь ее на сцене и думаешь - мама
родная и то ее не узнает. На бумаге - одно, на сцене - совсем другое. Бед-
ные авторы, мне их всегда жалко. Даже Чехова жалко, Гоголя.
- Это почему?
- А потому. Ты вникай, как сейчас пьесы эти ставят. Вот скажем, "Реви-
зор". Хлестаков в широченных штанах с накладными карманами, кроссовках
"Найк" и ветровке "Адидас". Каково? Или Гамлет в свитере. Ну не может Гам-
лет петь свой знаменитый монолог под гитару. Я, конечно, мужик уже старый,
прямо скажем, консервативный, может поэтому меня и коробит от таких поста-
новок.
- Меня тоже коробит, - поддерживаю я его.
- А мне по барабану, - равнодушно говорит Сашка. - Я эти пьесы и не
смотрю вовсе.
- Да я тоже не смотрю, - соглашается Викентьич. Он медленно достает
пачку "Примы", обстоятельно разминает сигарету, со вкусом прикуривает, со
вкусом выпускает дым. Мы с Сашкой, некурящие, завороженно смотрим за этим
незамысловатым ритуалом. - Где их смотреть-то?
Мы с Сашкой смеемся. Действительно, где их смотреть-то? В нашем театре
такое шоу не увидишь, а в Москву на премьеры мы не ездим по той причине,
что у нас денег нету - мы все пускаем на пиво. Это Лешка так говорит и он
недалек от истины. Тут и появляется Лешка, легок на помине, деловито зани-
мает у Викентьича денег и бежит в магазин за пивом. Через четверть часа мы
пьем холодное пиво уже вчетвером.


Когда я оказываюсь в театре один, меня как магнитом тянет к двери гри-
мерной Анны Макаровны. Это после того, что там произошло. Забыть такое мне
не под силу, эта сцена стоит у меня перед глазами и днем и ночью. Днем я ни
на чем не могу сосредоточиться, ночью не могу уснуть, а когда засыпаю, вижу
во сне ее, податливую, обмякшую, доступную, вижу, как сползает с нее это
воздушно-солнечное платье, обнажая ее плечи, грудь... И ее шепот колоколом
бьет у меня в голове:
- Мишенька, Мишенька, милый мой...
Что же произошло тогда? Почему она так резко отстранилась от меня? Ни-
колай... Откуда выплыло это имя? Это персонаж пьесы, которого я играю. При-
чем здесь он? Насколько я знаю, у него с Инной Андреевной ничего не получа-
ется, хотя он и влюблен в нее по уши... А у меня? У меня получается?
Пять раз прохожу мимо двери, пять раз останавливаюсь, рука поднимается
и опускается. Никак не решусь постучать... Ну почему, почему я такой зас-
тенчивый? Это нынче совсем не в моде. Нет, с любой другой девушкой я вел бы