"Владимир Фильчаков. Бог, мы тебя не звали" - читать интересную книгу автора

зеркале и не узнал. Три года с лишним я не смотрел на себя в зеркало.
Отражения в магазинных витринах и в случайных стеклах не в счет - там всегда
играют блики, да и отражаешься ты как призрак - полупрозрачный и
ненастоящий. Худое, даже изможденное, черное лицо. Неровно постриженная
неопрятная борода с проседью - бороду мне постригает Ванька по прозвищу
Хватай, подстригает тупыми ножницами и при слабом свете свечей и фонарика.
Глаза, глубоко запавшие в глазницах, смотрящие испуганно, даже затравленно.
Вот таким я увидел себя в зеркале. Я не ужаснулся, не содрогнулся, честно
говоря, я ожидал худшего. Мой вид меня даже приятно удивил. А что со мной
стало после бани да после бритвы бывшего мужа Михеи! Красавец, да и только!
Михея посмотрела на меня одобрительно и... уложила с собой в постель. Вот
тут-то я и потерпел полное фиаско. Михея не в моем вкусе. Что только она ни
делала, как ни старалась - я не мог побороть своего отвращения при виде ее
жирного тела. Она сильно гневалась, кричала, разбила несколько тарелок со
стола, за которым кормила меня обедом, плакала, обзывала импотентом, козлом
и другими бранными словами, приводить которые здесь я не стану. Коротко
говоря, не вышел у нас роман. Не получился. Теперь Михея при моем появлении
смолкает, презрительно поджимает губы и отворачивается. У нее хватило ума не
растрезвонить мое фиаско на весь свет, поэтому едва ли кто догадывается о
наших отношениях. И никто больше не называл меня импотентом, потому как с
другими женщинами у меня вполне получалось. Но это так, к слову.
Сдав бутылки и получив причитающиеся мне деньги, я с облегчением
покидаю владения Михеи. Мой путь лежит в забегаловку под названием "У Чипа".
Что за Чип, кто он такой, никто, пожалуй, не знает, да это и не важно. Важно
то, что там, с черного хода, торгуют так называемой "катанкой" - водкой
сомнительного происхождения, со вкусом ацетона и неповторимым запахом, от
которого, если нет к нему привычки, может и стошнить. Нет, даже не это
важно. Такой водкой торгуют повсюду, но не повсюду вам нальют пятьдесят
граммов в пластиковый стаканчик. И стоит это совсем недорого.
Я выпиваю свою порцию, пристраиваюсь на солнышке у крыльца черного
хода, достаю из кармана свое сокровище - окурок "Примы" почти в полсигареты,
закуриваю, щурясь и вытирая рукавом слезы, выступившие при принятии
"катанки". Хорошо. Даже, я бы сказал - очень хорошо. В такие минуты
понимаешь, что жизнь прекрасна, и что человеку, в сущности, не так уж много
от нее, жизни, нужно. Светит солнышко, уже совсем тепло, скоро проклюнутся
первые листочки на деревьях и можно будет снять надоевшее за зиму, пропахшее
подвалом пальто с изорвавшейся подкладкой... На меня наваливается дрема и я
встряхиваю головой, аккуратно гашу сигарету, прячу остаток в карман и встаю.
Спать нельзя. Люди не любят спящих БОМЖей. Они терпят нас, никого не
трогающих, подчищающих улицы от пустых бутылок, незаметных и не требующих к
себе внимания, но вот спящих на виду - ненавидят. Спать нельзя. Я бреду
дворами к своему дому. Если уж спать, то дома. Дом у меня из красного
кирпича, пятиэтажный, старый, из тех, что называют "хрущобами", построенный
в начале шестидесятых. В доме два подвала - один большой, в три подъезда
длиной, а другой маленький, под четвертым подъездом. Вход закрыт тяжелой
дверью, обитой ржавым железом, дверь заперта на врезной замок. Но у меня,
как и у каждого обитателя подвала, есть свой ключ. Я отпираю дверь,
протискиваюсь в узкую щель - дверь не открывается на полную ширину из-за
кучи мусора, - и прохожу в душную темень. Вообще-то, это против наших
правил - появляться в подвале днем. Мы стараемся не мозолить глаза жителям и