"Патриция Филлипс. Украденная роза " - читать интересную книгу автора

сыскать, уж крестьянской-то девушке точно. Несмотря на вечные материны
россказни, она знала, что не только дворяне, но и богато одетые охотники из
свиты не балуют виттонских девушек ухаживанием. А если вдруг и приглянется
кому из них селяночка, они тут же за деревенской изгородью и потешатся ею.
Такое и впрямь случалось. Нежащие сердечко Розамунды воображаемые прогулки с
воображаемым возлюбленным, не менее от этого волнующие, лишь помогали хоть
на короткие минуты вырваться душой на волю. Ведь чем больше она мечтала о
своем принце, тем больше понимала, что ее удел - это сын кузнеца Стивен. И
что лучшей доли ей тут не сыскать. И она будет дура дурой, коли прозевает
его. Нужно скорее назвать ему день свадьбы, пока его не сманила другая.
Проснулась она задолго до зари и теперь молча разглядывала балки, за
которыми юркие мыши грызли соломенный настил, и его клочья то и дело падали
ей на лицо. Было темно, дом освещался лишь присыпанным на ночь тлеющим
очагом. В спертом воздухе было намешано столько отвратительных запахов, что
она непроизвольно морщила нос, стараясь дышать не в полные легкие.
Надо бы встать и перепеленать малышку, да обмыть Томаса, который,
небось, обмарался во сне, да вынести поганое ведро. Сразу будет легче
дышать. Обычно с этих хлопот начиналось каждое ее утро, но сейчас ей не до
пеленок да ведер. Нынче ведь ярмарка. Задолго до того, как домочадцы
продерут глаза, она будет ехать в Эплтон.
Взбодренная мыслями о предстоящей поездке, она выскользнула из-под
одеяла и зябко поежилась. Выдыхая после каждого вздоха белое облачко, она
торопливо натянула новенькое платье, припасенное специально для сегодняшнего
знаменательного дня. Потом стянула густые каштановые волосы в узел и
обвязала его новенькой лентой. Лента ей нравилась, но не потому, что это
подарок Стивена, а уж очень она была хороша. Собственная черствость мучила
Розамунду, ведь ей так хотелось ответить на его любовь и заботу тем же. Но у
нее ничего не получалось, хоть она и старалась переломить себя.
Розамунда поплескала себе в лицо водой из колодезного ведерка, до того
студеной, что сперло дыхание. Потом насухо растерла кожу грубым полотенцем.
Из съестного имелось лишь полковриги хлеба, нет, это им. А она возьмет
припрятанные под разболтанной половицей монетки. Этот ее никому не ведомый
клад позволит ей полакомиться пирожком с мясом или сладостями, там, на
ярмарке.
Две темные кучки золы тлели в очаге, развалившиеся рядом Ходж и Джоан
храпели и бормотали что-то во сне. Розамунда осторожно прокралась к двери и
подняла щеколду. Было темно и студено. Она плотнее запахнула накидку и
поспешила прикрыть дверь, опасаясь разбудить отчима. Брани в ответ не
раздалось, - значит, никто ей не помешает. Пусть-ка сам поклянчит себе
где-нибудь завтрак, как часто приходилось ей. Впрочем, он долго думать не
станет, стащит у соседей яиц да наестся.
В редеющей мгле послышался все нарастающий топот цокающих копыт.
Загоготали гуси и сонно взбрехнула собака. Увидев возок Джиллот и Мэта, она
вышла на утоптанную дорожку. Наконец лошадь, фыркая и поводя косматой
головой, замедлила шаг и обдала Розамунду теплым клубящимся дыханием.
- Карета подана, - усмехнулся, наклонившись к ней, Мэт. - Залезай. -
Капюшон он опустил на лицо, укрываясь от холодного ветра.
Заботливые руки помогли Розамунде забраться и усадили в середку: с
одного бока - мускулистое тело Мэта, с другого - уютная мягкая Джиллот. На
видавшей виды повозке громоздились одна на одной клетки с живностью. Шесть