"Вадим и Ольга Филоненко. Одержимые удачей " - читать интересную книгу автора

-Не, Вась, не пойду, - отказался Берестов. - Не люблю я охоту, ты ж
знаешь. Я лучше в Ванавару вернусь. Сыну твоему полегчало, лихорадка почти
прошла, так что...
-Успеешь еще в Ванавару. Поутру со мной пойдешь! - отрезал Дженкоуль. -
Буду делать из тебя человека, варвара. - Он громко отхлебнул чаю и
неодобрительно взглянул на друга. - Ты плохо живешь: оленей нет, жены нет,
детей нет, палить из ружья не умеешь...
-Ну, положим, умею, - возразил Берестов, - умею, но стрелять из ружья
по божьим тварям не хочу.
-А я тебя не на "божьих тварей" охотиться зову - на сохатого.
-Лось тоже тварь божья.
-Сколько раз тебе говорить: зверь не божья тварь, у зверя души нет, -
покачал головой тунгус.
-Это вопрос спорный.
-Ничего не спорный, - решительно прервал Дженкоуль. - Мой дед зверя
бил, и отец бьет, и братья бьют, и я бью, и дети мои, как подрастут, будут.
И тебя научу. И жену тебе найду. Потом оленей заведешь.
Берестов поморщился, но промолчал, зная, что переспорить упрямого
тунгуса не так-то просто. Он допил чай, отставил кружку, встал, подвигался,
разминая затекшие ноги, откинул матерчатый полог чума и вышел наружу, с
головой окунаясь в тревожные пестрые сумерки. Тунгус вышел следом, глянул
ввысь, покачал головой:
-Плохо. Небо горит.
-Видно какая-то природная аномалия, - машинально откликнулся Илья.
Северное сияние в последнее время и впрямь было необычайно яркое: то
красно-желтое, огненное, то ядовито фиолетовое, с интенсивными изумрудными
сполохами. А под вечер иногда появлялись странные облака - словно блестящая
серебристая вуаль окутывала сумеречное небо.
Илья поежился, помялся нерешительно, а затем признался, не сводя
взгляда с полыхающего, огненно-красного неба:
-Беспокойно мне, Вась, ох и беспокойно. Сердце щемит. Словно жду
чего-то...
-Всем беспокойно. Шаман Чуню говорит: Аксири сердится, скоро стрелять
начнет.
-Слушай, у тебя одна стрельба на уме, - засмеялся Илья. - Аксири - это
по-вашему бог неба, в кого ему стрелять? На небе сохатые не водятся! И
вообще, ты вроде крещеный, у тебя крест нательный, а в Аксири веришь.
-Я в них во всех верю: и в Аксири, и в Иисуса, - хитро прищурился
Дженкоуль, отчего его и без того узкие глазки превратились в щелки. - Что
мне трудно что ли? А им приятно. Глядишь, там где Богородица подведет,
Аксири выручит, а от гнева Огды (*бог огня) Иисус спасет.
Их разговор прервал отец Василия - крепкий, в годах, тунгус с
морщинистым, словно выдубленным, безбородым лицом, раскосыми
глазами-черточками и гортанным голосом, привыкшим покрикивать и на оленей, и
на членов семьи. Семья Дженкоулей считалась очень зажиточной - общее
поголовье их оленей давно перевалило за шесть сотен.
Старший Дженкоуль приветливо улыбнулся Берестову и повернулся к сыну.
-Завтра на Илимпо пойду, олень встречать. - Из уважения к Берестову он
заговорил по-русски, но чужой язык давался ему не так легко, как сыну,
поэтому его речь была путаной мешаниной русских и эвенкийских слов, но Илья