"Василий Филиппов. Юлиус Фучик ("Жизнь замечательных людей" #668) " - читать интересную книгу автора

такое сила (а тем паче сила творческая), - они просто ошметки искусства".
Фучик уделял также большое внимание прогрессивному театру "Д-34",
руководимому Э.Ф. Буриавом. Уже первый спектакль по пьесе, Кестнера "Жизнь в
наши дни" Фучик приветствовал как большое событие в культурной жизни страны.
Он писал, что молодые создатели нового театра "сумели поставить произведение
на ноги и дать пощечину тем, у кого сознание неудержимости жизни наших дней
находится в противоречии с предрассудками, столь же характерными для них,
как изречения на стенных ковриках для мелкобуржуазных кухонь. Они это
сумели... Не было ни грима, ни осветителей, артисты сами меняли в
рефлекторах цветные стекла, но, несмотря на это, фиолетовое освещение было
тусклым, как кабаретная любовь, красный свет жег подлинным огнем бунта, а
скамейки, нарисованные на шекспировских плакатах, казались настоящими
парковыми скамейками, на которых сидят влюбленные и спят безработные.
Актеры? Трудно говорить об актерах "Д-34". Молодой паренек играл пана
Шмидта, но, может быть, он и не играл, может быть, это был сам пан Шмидт; я
иногда встречал этого пана Шмидта на Колониенштрассе... Наконец-то появился
театр наших дней".
В октябре 1929 года вспыхнула забастовка северочешских шахтеров. Она
началась на шахтах "Анна" и "Ондржей", где горняки выступили против
невыносимых условий труда и преследований рабочих-активистов. Пока на этих
двух шахтах штыками и прикладами загоняли шахтеров в подъемные клети,
забастовка перекинулась на другие шахты и охватила соседние районы Лом и
Духцов. Через две недели остановились двадцать четыре шахты, полторы тысячи
шахтеров прекратили работу. В Ломе было введено чрезвычайное положение. Сюда
приехал Фучик, посланный редакцией "Руде право". Вся пресса, включая газеты
социал-демократов, устроила заговор молчания вокруг стачки горняков. Ни
общественность, ни даже сами шахтеры не знали, что же происходит в Северной
Чехии. И вдруг появляется репортаж Фучика из Лома:
"Быстро бежит время в краю труда, не знающего ни дня ни ночи. Мелькают
дни, которые не могут вместить события, переливающиеся через край. И в
водовороте этих дней живет репортер, отправившийся в северозападную Чехию
(три часа, всего три часа езды поездом от Праги!), чтобы увидеть край,
охваченный пожаром борьбы, неведомую страну, в которой живут совершенно
особые люди.
Не требуйте от него, чтобы он только созерцал. Не требуйте, чтобы он
изображал равнодушие, которого нет. Прошло десять лет, прежде чем люди
отважились изобразить войну в литературных произведениях и придать этим
произведениям хотя бы видимость объективности. События на севере Чехии
оставляют глубокий след в каждом, кто является их свидетелем, овладевают
всеми чувствами и мыслями.
Это не забастовка.
Это - война..."
Заговор молчания сорван. Правительство юлит, оправдывается, но уже
ничего скрыть нельзя. Но и писать о забастовке Фучику уже не дают. Вместо
обещанного продолжения "Творба" опубликовала заметку, в которой Фучик
сообщал, что карандаш цензора безжалостно делает "белые следы" и нельзя
сказать даже слово "штрейкбрехер". "А писать лирические пассажи о
законченной красоте северочешского края шахт не имеет смысла. Мы найдем иной
способ рассказать читателям "Творбы" правду об одном из самых крупных и
самых поучительных боев рабочих, который когда-либо у нас был".