"Сладкое безумие (Глубокая, как река)" - читать интересную книгу автора (Хенке Ширл)

24

К началу 1812 года в Новом Орлеане было около двадцати тысяч жителей самых разных национальностей и социальных положений. В молодой республике это был единственный в своем роде город-космополит, хранивший устои и традиции Старого Света. Он вошел в состав Соединенных Штатов всего за девять лет до описываемых событий и по сути оставался французским городом, хотя сорок лет испанского владычества не прошли бесследно и возникла община креолов – результат слияния культуры Франции и Испании.

Креолы существовали бок о бок с беспокойными американцами, которые десятилетиями пересекали Аппалачские горы и заселяли долину Миссисипи. Их тоже притягивал единственный в округе морской порт, откуда можно было вывезти на продажу свой урожай и где имелись разные предметы роскоши и все необходимое для хозяйства. Грубоватые простаки из Кентукки и хитрые наглецы из Бостона, обладавшие природным финансовым чутьем, вели оживленную торговлю с темпераментными купцами-креолами.

Огромный шумный портовый город привлекал торговцев и моряков, бродяг и искателей приключений со всех концов мира. На рынке, раскинувшемся вдоль длинной набережной в дельте Миссисипи, говорили в основном по-французски и по-испански, но звучал также английский во всем многообразии акцентов, равно как немецкий, итальянский и греческий языки и различные диалекты индейских племен. Звонко кричали, зазывая покупателей, свободные негры из Африки, гордо поглядывая на своих черных братьев рабов, на долю которых выпадала самая тяжкая и грязная работа.

Сэмюэлю не раз случалось бывать в Новом Орлеане, и однажды он прожил там довольно долго со своей сестрой до ее замужества, так что для него были не внове толчея и суета громадного города. У Оливии с этим местом были связаны иные воспоминания. Именно здесь ее родной дядя жестоко обидел свою единственную сестру, бросив ее с семьей на произвол судьбы. Они были тогда в отчаянном положении, и от голода их спасла чистая случайность – отцу несколько месяцев кряду везло за карточным столом. Обида не зарубцевалась в памяти, и Оливия не могла простить Шарлю Дюрану бессердечности.

Когда их плот причалил к берегу, путники обменялись радостными взглядами. Подошел к концу долгий и трудный путь по своевольной реке, таившей немало неприятных сюрпризов, можно было вздохнуть с облегчением и осмотреться. В воздухе стоял аромат свежих апельсинов и лимонов, приправленный запахом бананов. На берегу рыбак ловко вскрывал раковины устриц, которые тут же с удовольствием проглатывали элегантно одетые креолы, окруженные женами и детьми.

Сэмюэлю и Оливии предстояло пройти через рынок, где царила карнавальная атмосфера. Густую толпу неспешно разрезал высокий краснокожий, высокомерно задрав голову, пышно убранную орлиными перьями; неслышно, не глядя по сторонам, прошмыгнула группа монашек в черных одеяниях; сторожко оглядывала прохожих матрона, караулившая пару светлокожих красавиц, вышедших на прогулку. Черные рабыни расхваливали свежие пирожки, греки предлагали разнообразные мясные блюда.

– Вот таким мне и запомнился Новый Орлеан, только суеты прибавилось, – сказала Оливия, когда рынок остался позади.

– Первым делом, – откликнулся Сэмюэль, – надо привести тебя в порядок, помыть и приодеть, найти женщину, которая будет тебя повсюду сопровождать, а затем уже отправимся с визитом к твоему дядюшке.

Он говорил деловым, будничным тоном, как бы отстраненно. «Уже старается отдалиться, – печально подумала Оливия. – Позаботится о том, чтобы меня хорошо устроили, обеспечит деньгами и пойдет своим путем. А что, если его опасения относительно сенатора Соамса справедливы и получить развод не удастся? Тогда у Сэмюэля Шеридана Шелби, человека долга и чести, не останется иного выхода, как настаивать на том, чтобы я подыскала другого человека, который способен предложить мне то, чего не может дать сам полковник… если, конечно, не выяснится, что я забеременела». Оливия знала, что в том случае никакие силы на земле не заставят Сэмюэля от нее отказаться; цепляясь за эту единственную слабую надежду, она последовала за Шелби в небольшой магазин.

Оставив ее ненадолго в одиночестве, Сэмюэль завязал на безупречном французском оживленный разговор с сухоньким старичком, владельцем магазина. Языковые способности Шелби были сравнимы со способностями Оливии, с той лишь разницей, что она овладела иностранными языками во время странствий по странам Европы, а он их освоил, не выезжая из Америки. Этот природный дар наверняка сослужил полковнику хорошую службу при его профессии шпиона.

Вскоре Сэмюэль обо всем договорился, и в течение часа Оливия оказалась в небольшой уютной гостинице на окраине города. Она сразу же потребовала горячую ванну, чтобы смыть следы многонедельного пребывания на Миссисипи, а горничная Тонетта тем временем аккуратно раскладывала обновки, приобретенные Сэмюэлем. Посматривая украдкой на наряды, Оливия пришла к выводу, что при встрече с дядюшкой Шарлем она будет выглядеть не слишком шикарно, но вполне пристойно. «А может, – подумала она, – стоило объявиться в особняке Дюрана грязной оборванкой и признаться высокомерному старому аристократу, что его единственная племянница совершила путешествие по реке в качестве любовницы полковника?»

Дядюшка Шарль, несомненно, тут же лишил бы ее наследства, решив, что ничего хорошего нельзя ожидать от дочери Жюльена Сент-Этьена, игрока и повесы. Однако в каком же отчаянном положении должен был оказаться старик, если по прошествии стольких лет стал разыскивать племянницу. Как объяснил Эмори Вескотт, Дюран потерял всех близких во время эпидемии желтой лихорадки, и его единственной наследницей осталась дочь родной сестры, с которой ранее он не хотел иметь ничего общего. Наверное, Оливии следовало пожалеть старика, но при всем старании ей это не удавалось.

Она догадывалась, что ей достанется большое наследство, и понимала: неожиданно свалившееся на нее богатство послужит дополнительным препятствием для союза с Сэмюэлем. Ведь Летиция тоже обладала немалым состоянием, и это вызывало у самолюбивого полковника лишь раздражение, поскольку он считал, что должен содержать жену сам, без посторонней помощи. Дорогие подарки, которыми осыпал любимую дочь сенатор Соамс, Шелби расценивал как личное оскорбление.

Оливия закрыла глаза и с головой погрузилась в горячую воду, в тысячный раз мысленно проклиная Эмори Вескотта за то, что похитил ее и вовлек в эти новые осложнения. Вынырнув, Оливия услышала голос Сэмюэля в соседней комнате и позвала горничную, чтобы одеться. Хотелось поскорее узнать, какие новости принес полковник. Едва открыв дверь, она поняла – хороших новостей ждать не приходится.

– Твой дядюшка умер уже несколько месяцев назад, – без всяких предисловий объявил Сэмюэль. Он знал, как Оливия относится к своему родственнику, и не счел нужным подготовить ее к печальному известию.

– Значит, мы были правы насчет Вескотта, – заключила Оливия, с ужасом представив, как легко Вескотт отправил бы ее на тот свет на следующий же день после того, как в качестве законного опекуна получил бы контроль над состоянием Дюрана.

– Я имел беседу с адвокатом Дюрана, месье Жан-Клодом Брионом, и он рассказал о смерти своего клиента. Ему не терпится побыстрее познакомиться со столь давно разыскиваемой племянницей Дюрана.

– Не давно разыскиваемой, а давно брошенной – так будет правильнее, – с горечью возразила Оливия, подошла к Сэмюэлю и обвила руками его шею, игнорируя присутствие горничной, молчаливо застывшей возле двери. – О Сэмюэль, давай просто уедем и забудем о наследстве. Давай вернемся в Сент-Луис. Я слышала, что судоходство по реке возобновилось…

– Нет, Ливи, – мягко сказал Сэмюэль, бережно снял ее руки с плеч и слегка отстранился. – Ты сама знаешь, что это невозможно. Если я действительно хочу добиться развода, мне нужно быть в Вашингтоне, и пока вопрос не решится, нам следует держаться порознь.

Вглядываясь в темно-синие глаза, Оливия видела, что Сэмюэль сказал далеко не все и ее ожидают более неприятные известия.

– Ты хочешь еще что-то мне сообщить?

– У тебя начинает получаться не хуже, чем у моей сестры, и ты свободно читаешь мои мысли, – грустно улыбнулся Сэмюэль, потом отвернулся, и лицо его помрачнело. «Ну, как мне говорить с ней, когда она стоит так близко и я ощущаю ее запах? – проносилось в голове. – Единственное, чего мне страстно хочется, так это обнять ее и никогда больше не отпускать».

Однако выбора не было, и полковник продолжал:

– После встречи с адвокатом Дюрана я навестил канцелярию губернатора Клейборна, куда поступают любые адресованные на мое имя указания и послания. – Многозначительно посмотрев на горничную, Сэмюэль добавил: – Нам нужно обсудить довольно деликатный вопрос. Наедине.

Гулко забилось сердце, Оливия велела горничной выйти, плотно закрыла за ней дверь и повернулась к Шелби.

– Ты хочешь сказать, что поступило распоряжение от президента Мэдисона?

– Да, меня отзывают в Вашингтон, – ответил Сэмюэль. – Государственному секретарю Монро понадобился опытный посредник для решения щекотливой проблемы. Нужно установить связь с французским эмигрантом, который утверждает, будто у него есть какие-то компрометирующие документы.

– Компрометирующие? В каком смысле? – спросила Оливия без особого интереса. Сэмюэль уезжает, а все остальное не имело никакого значения.

– Этот таинственный француз якобы завладел бумагами, принадлежавшими англичанину ирландского происхождения, который служил шпионом при генерал-губернаторе Канады и последние два года провел в Новом Орлеане.

– А здесь федералисты твердо держат сторону англичан, – вставила Оливия и прикусила губу. Она понимала, к чему может все это клониться. Купцы Новой Англии пришли в ярость, когда администрация республиканцев ввела торговое эмбарго, и даже поговаривали о необходимости выйти из состава Соединенных Штатов.

Сэмюэль понял, что Оливия сознает серьезность обстановки, и продолжал:

– Ты права. Если эти бумаги содержат какие-либо доказательства наличия заговора, нельзя допустить, чтобы они попали в чужие руки. Президент Мэдисон мог бы использовать документы, чтобы разоблачить двойную игру англичан, и одновременно нанес бы удар по своим политическим противникам – федералистам.

– И кому, кроме полковника Шелби, можно поручить столь ответственное задание? – съязвила Оливия и сразу поменяла тон: – Когда ты выезжаешь?

– Судно отплывает на рассвете, Ливи, и я должен быть на борту.

Перед глазами поплыли черные круги, но Оливия тряхнула головой и с улыбкой сказала:

– Ну что ж, значит, у нас остается не так много времени.

– К сожалению, да. Прежде чем мы займемся с адвокатом вопросом о твоем наследстве, я намерен познакомить тебя с Уильямом Клейборном.

– С губернатором?

– Да, это мой давний знакомый, несколько лет назад он изъявил готовность взять под свое покровительство мою сестру. На него вполне можно положиться. Кроме того, во время моего отсутствия мы сможем поддерживать через него связь друг с другом. Боюсь, в ближайшие несколько месяцев я буду постоянно в пути.

Оливия приняла к сведению и эту информацию, означавшую, что теперь им еще очень не скоро доведется встретиться. Проглотив комок, подступивший к горлу, она посмотрела прямо в глаза Сэмюэля, но не сделала попытки дотронуться до него.

– Ты сумеешь выкроить время, чтобы подать прошение о разводе?

Сэмюэль не мог больше сдерживаться. Он просто должен был прикоснуться к Оливии. Она изо всех сил старалась не проявлять своих чувств, но даже с гордо поднятой головой и решительно выставленным упрямым подбородком выглядела одинокой и несчастной. Полковник обнял девушку, и в ответ она тотчас обвила руками его талию.

– Боже мой! Конечно же, первым делом я займусь прошением о разводе, а Томас Джефферсон, мой друг, позаботится о том, чтобы бумаги как можно быстрее прошли через законодательное собрание Виргинии.

Он ласково погладил Оливию рукой по волосам, другой рукой тесно прижимая ее к груди. Оливия уютно пристроила голову на плече Сэмюэля, и он проговорил:

– Мне кажется, ты просто создана, чтобы занимать это место. – И подумал: «Черт возьми, а как же иначе? Она непременно станет моей женой».

– Так оно и есть, – прошептала Оливия.

– Ливи, ты должна мне кое-что пообещать…

– Что угодно, – откликнулась она, завороженная близостью возлюбленного и мерным биением его сердца.

– Я должен сразу же узнать, если окажется, что ты ждешь ребенка. – Сэмюэль запнулся, испытывая мучительный стыд из-за невозможности остаться с Оливией и защитить ее репутацию.

Месячные запаздывали уже на неделю, но Оливия постаралась убедить Сэмюэля, будто подобное с ней случалось и прежде. С тех пор полковник не заговаривал об этом и только сейчас, накануне отъезда, решился затронуть тревожившую его тему.

– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – сказала Оливия. – Тебе не дает покоя, что ты ничем не можешь поддержать меня в трудную минуту.

Сэмюэль ласково провел кончиком пальца по ее щеке, поймал и слизнул слезинку, грустно посмотрел в глаза Оливии и сказал:

– Поверь, Ливи, больше всего на свете я хочу как можно скорее получить право называть тебя своей женой и всю жизнь провести с тобой и нашими будущими детьми. Обещай, что напишешь, как только с твоим положением все прояснится. – Он печально повесил голову. – Даже если я не смогу на тебе сразу жениться, клянусь сделать все, чтобы сохранить твою репутацию. В Кентукки у меня есть родственники, а точнее, мой кузен Нестор Шелби – брат губернатора Исаака Шелби. Нестор владеет большой плантацией недалеко от Лексингтона. Я уверен, он и его жена Альва будут счастливы, если ты согласишься воспользоваться их гостеприимством.

– Моя репутация меня не волнует. Меня волнует лишь одно – чтобы ты вернулся ко мне. Пожалуйста, береги себя. Как только врачи мне скажут что-то определенное, я тотчас тебе напишу.

– Знаешь, – Сэмюэль слабо усмехнулся, – это, конечно, эгоистично с моей стороны, но в глубине души я даже хочу, чтобы ты забеременела. Ребенок надежно привязал бы тебя ко мне.

– Ничто, даже наш ребенок, не привяжет меня к тебе надежнее, чем уже привязала моя любовь, – просто ответила Оливия. Однако в душе она молила бога, чтобы не обошел ее своей милостью и подарил дитя Сэмюэля.

Визит к Клейборну был кратким, но очень ободрил Оливию. Губернатор находился в самом разгаре утомительной борьбы с политиками-креолами, традиционно не доверявшими бостонцу, присланному управлять ими. К тому же сравнительно недавно Клейборн потерял своего личного секретаря, которому безгранично доверял. Невзирая на все это, перегруженный делами, губернатор был крайне любезен с Оливией и заверил ее, что сделает все возможное для поддержания связи с Сэмюэлем.

Отобедав с Клейборном в его роскошной резиденции на главной городской площади, Сэмюэль и Оливия направились по Ройял-стрит к изящному зданию, где размещалась контора Жан-Клода Бриона, адвоката Шарля Дюрана.

Маленький и полный, невзрачный на вид креол обладал тем не менее обаянием и приятными манерами истинного сына Нового Орлеана. Как только он изучил все документы и убедился, что перед ним действительно дочь Соланж Сент-Этьен, сестры Шарля Дюрана, Брион рассыпался в выражениях восторга.

– Я счастлив, мадемуазель, что с кончиной вашего достопочтенного дядюшки имя Дюранов не умрет, – прочувственно сказал адвокат по-английски, полагая, что американский офицер, сопровождавший наследницу, вряд ли знает французский. Сэмюэль не стал его переубеждать.

Оливия давно приметила, что полковник часто позволяет людям делать ошибочные выводы относительно своей персоны и недооценивать его. Эта тактика наверняка помогала ему в работе. «Бедный Сэмюэль, – подумала молодая женщина, – при его профессии ему постоянно приходится быть начеку, не позволяя себе ни на миг расслабиться». А сейчас, ввиду надвигающейся войны, ему все время будет угрожать опасность, вероятно, даже более серьезная, нежели солдатам регулярной армии, которым предстояло отражать атаки англичан на суше и на море. «Когда он теперь вернется ко мне, и вернется ли вообще?» – спрашивала себя Оливия.

Углубившись в размышления, Оливия почти не слушала адвоката, который принялся подробно описывать неисчислимые богатства Дюрана. Лишь взглянув на Сэмюэля, сидевшего в странно напряженной позе и с каким-то совершенно чужим лицом, девушка поняла, что происходит нечто очень неприятное. И до ее слуха стали доходить слова Бриона.

– Местные плантации сахарного тростника занимают десять тысяч пятьсот шестьдесят акров, но на сахарных заводах перерабатывается также и сырье с обширных земель Дюрана, расположенных выше по течению Миссисипи. Судоходная компания имеет в своем распоряжении двенадцать речных судов каботажного плавания, а также шесть морских парусных шхун и два новых парохода. Доходы от вкладов в земельные участки и банковских вкладов также детально перечислены в документах, но я не думаю, что мадемуазель пожелает вникать в эти скучные подробности. Я рекомендовал бы нанять управляющего и поручить ему ведение всех ваших дел.

– Такой молодой и красивой девушке, как вы, мадемуазель, – продолжал адвокат, посмеиваясь темными глазами, – надлежит веселиться и танцевать, посещать театр и получать от жизни удовольствие, попутно подыскивать себе достойного жениха. Ах, мадемуазель, будь я лет на двадцать моложе, я бы сам, возможно, осмелился поухаживать за вами. Если бы, конечно, мог похвалиться столь же знатным происхождением, как род Дюранов. Но, увы, не могу.

Брион пожал плечами, как бы смиряясь с судьбой, и сразу посерьезнел.

– Как вы сообщили, месье Вескотт погиб во время землетрясения, и теперь необходимо подумать о новом опекуне. Нет ли у вас кого-либо на примете, желательно родственника мужского пола, который мог бы о вас позаботиться? – Адвокат скосил глаза на спутника Оливии. По мнению Бриона, молодой полковник никак не подходил для этой роли.

Все это время Оливия не спускала глаз с Сэмюэля. Холодный взгляд, жесткие складки у рта, бесстрастный голос, гордо выпрямленная спина – все это достаточно красноречиво говорило о его состоянии. Он явно вообразил, будто «недостоин» Оливии теперь, когда она оказалась столь богата. «Будь проклята мужская гордость и глупость!» – выругалась про себя Оливия.

– После смерти Шарля Дюрана мадемуазель Сент-Этьен осталась совершенно одна, у нее нет родственников, – обратился Сэмюэль к Бриону. – Мне выпала честь сопровождать мадемуазель и ее горничную в Новый Орлеан, но теперь…

– Вы оба говорите обо мне так, будто я ребенок или слабоумная, – вмешалась Оливия. Постепенно закипавшее раздражение заглушило в ней даже боль из-за предстоящего так скоро расставания с Сэмюэлем.

Перед встречей с адвокатом Шелби наказывал девушке ни в коем случае не проявлять каких-либо чувств к нему, кроме благодарности за согласие сопровождать ее в трудном путешествии вниз по реке. Но мнение дядюшкиного юриста о ее нравственности беспокоило Оливию намного меньше, чем растущее на глазах отчуждение Сэмюэля. Черт бы побрал этого Шарля Дюрана с его баснословным богатством!

– Последние годы, месье Брион, – продолжала Оливия, – я провела в приграничных областях, в Сент-Луисе, а потом в верховьях Миссури, где жила среди индейцев. Я не привыкла ни к танцам, ни к театрам, а что касается поисков достойного жениха, то я…

– Полагаю, мадемуазель Сент-Этьен несколько переутомилась в долгом путешествии, да и известие о смерти дядюшки явилось для нее большим ударом, – прервал ее Сэмюэль, которому совсем не хотелось, чтобы Оливия сгоряча наговорила лишнего.

Она с вызовом посмотрела на полковника, но все же промолчала. Ситуация была глупейшая, и молодая женщина действительно вдруг почувствовала страшную усталость, усталость и безразличие. Сэмюэль же испытал облегчение. Он не дал Оливии поставить под угрозу возможность ее спокойной жизни в Новом Орлеане. И полковник быстро перевел разговор на подробности, связанные со вступлением Оливии Сент-Этьен в права наследства.

«Этот мерзавец, Шарль Дюран, видно, и впрямь прихватил с собой всю казну Бурбонов, – размышлял Сэмюэль. – Оливия теперь одна из самых богатых женщин в Соединенных Штатах, а уж на этих новых территориях и подавно». Замечания адвоката относительно «достойного жениха» и «знатного происхождения» произвели на полковника эффект разорвавшейся бомбы. Теперь он не смел и помышлять об Оливии, она стала абсолютно недосягаемой, будто вернулась к роли титулованной особы при французском императорском дворе.

Когда Брион обстоятельно ответил на все вопросы, Сэмюэль его поблагодарил и сказал:

– Мадемуазель Сент-Этьен необходимо отдохнуть. Не окажете ли вы нам любезность, указав, как добраться до особняка Дюрана?

Адвокат вызвал элегантное ландо из дома Дюрана, и они покатили в полном молчании по узким кривым улицам, придающим особую прелесть Новому Орлеану. Сэмюэль и Оливия погрузились в невеселые размышления над тем, что ждет их впереди, и не замечали пестрой толпы в красочных нарядах, кружевных металлических оград у домов, сверкающих фонтанов и пышной зелени садов в двориках, мелькавшей в промежутках между зданиями с высокими террасами. Оливия без всякого удовольствия ожидала встречи с дворцом, построенным Шарлем Дюраном в качестве своей городской резиденции. Она не сомневалась, что новый дом не уступает по роскоши поместью на плантации в Байю-Бьенвеню, которое с восторгом описывал им болтливый адвокат.

Наконец экипаж свернул на дорожку, посыпанную гравием, и остановился перед красивым трехэтажным зданием из светлого кирпича. Сэмюэль легко спрыгнул на землю и помог Оливии и ее горничной Тонетте спуститься по ступенькам экипажа. В центре бассейна у дома возвышалась бронзовая статуя обнаженной женщины в натуральную величину, державшей на плече кувшин, откуда била струя прозрачной воды. На широкую террасу, огибавшую здание с трех сторон, выходили высокие стеклянные двери, ведущие в просторные комнаты, повсюду стояли кадки с экзотическими растениями. На террасе, сверкая белозубыми улыбками, толпились чернокожие слуги и перешептывались по-французски.

– Я даже несколько ошеломлена, – призналась Оливия, вцепившись пальцами в руку Сэмюэля, как бы ища поддержки.

– Да, впечатляет, – согласился он после небольшой паузы, внимательно осмотревшись вокруг. Особняк Дюрана выглядел даже внушительнее здания, возведенного в Вашингтоне сенатором Соамсом.

– Сэмюэль, – потребовала Оливия, – немедленно выкинь из головы дурные мысли. Прошу тебя…

– За нами следят слуги, Ливи, – мягко напомнил Сэмюэль и, предложив руку, повел в дом.

Едва они сдвинулись с места, пришла в себя и Тонетта, вросшая в землю с открытым ртом при виде такой роскоши, велела лакею отнести наверх сундук и последовала за хозяйкой. Их с улыбкой приветствовала чернокожая женщина могучего телосложения, назвавшаяся Силией, домоправительницей городской резиденции месье Дюрана. Она провела молодую хозяйку и ее спутника в элегантно обставленную гостиную, предложила сесть и послала служанку за прохладительными напитками. Затем показала Тонетте спальню и проследила за тем, чтобы распаковали и аккуратно разложили вещи Оливии.

Как только слуги удалились, Сэмюэль встал и принялся мерять шагами натертый до зеркального блеска дубовый паркет. В камине, облицованном мрамором и занимавшем почти всю стену, весело потрескивал огонь, отбрасывавший вокруг оранжевые блики. Громадный хрустальный канделябр под потолком освещал прекрасную мебель красного дерева и развешанные по стенам портреты предшествовавших поколений семьи Дюранов, поглядывавших свысока на молодых людей. Полковник остановился перед портретом высокого седовласого мужчины с тонкими, чуть женственными чертами лица, облик которого в его представлении ассоциировался с французской аристократией.

– Надо понимать, это и есть дядя Шарль? – поинтересовался Сэмюэль.

Оливия всмотрелась в холодное аристократическое лицо и сказала:

– По-видимому, он, но мы с ним никогда не встречались. Он немного похож на маменьку, но она всегда была живой, энергичной, а он какой-то высокомерный. – Оливия чувствовала себя очень одинокой, всеми покинутой. – Не оставляй меня здесь, Сэмюэль, – взмолилась она.

Сразу ответа не последовало. Видимо, Шелби набирался храбрости перед тем, как распрощаться.

– Мне надо идти, Ливи, – наконец сказал он. – Ты сама это знаешь. Тебе здесь будет очень удобно, я уверен, – добавил Шелби, обводя рукой красивую гостиную.

– Мне было удобно в хижине Микайи. А это… все это пугает меня. – Она невольно обхватила себя руками за плечи, хотя в гостиной было тепло.

Сэмюэль встал перед ней на колени, взял ее холодные как лед руки и поцеловал.

– Тебе придется остаться здесь, Ливи. Я не могу отвезти тебя к Микайе, а путешествовать одной тебе опасно.

– Ты хочешь сказать, что я обязана жить именно здесь, так как стала богатой? Что отныне мне надлежит утопать в роскоши, поскольку я рождена аристократкой?

– Твои деньги никуда от тебя не денутся, – мрачно заметил Сэмюэль.

– Мне не нужны эти деньги.

– Теперь уже не тебе решать. В данный момент я не могу предложить тебе ни своего имени, ни защиты. Богатство может быть щитом, и сейчас ты в нем нуждаешься.

– Эти деньги всегда будут стоять между нами, – сказала она, глотая слезы. – Мое богатство ранит твою гордость, не так ли?

– Не стану отрицать. Любой мужчина, обладающий достоинством, не захочет, чтобы его содержала женщина. Добывать средства к существованию должен мужчина.

– Ты думаешь, я теперь стану помыкать тобою, как пробовала Литиция? – Оливию неприятно поразили его слова, хотя ничего нового она не услышала.

– Нет, Ливи. У тебя нет ничего общего с Летицией. Боже праведный, мне ли не знать этого? Просто у нас нет сейчас времени для решения этой проблемы.

– Ах, Сэмюэль, что же мы будем делать? – Оливия нежно провела кончиками пальцев по его лицу.

В ответ он улыбнулся белозубой ослепительной улыбкой, от которой у нее всегда начинало горячо биться сердце.

– Над Новым Орлеаном взойдет новая яркая звезда. А я отправлюсь в Бостон к государственному секретарю Монро. И как только освобожусь, вернусь к тебе. – Он посерьезнел, в глазах отразилась печаль, и он добавил: – Только я не могу обещать, что это будет скоро. Развод наверняка займет много времени. И кроме того, вот-вот может разразиться война.

– Я буду ждать столько, сколько потребуется, Самюэль.

Он изучал ее лицо так, будто хотел запомнить и сохранить в памяти каждую черточку.

– Я верю тебе, Ливи. И буду писать как можно чаще. Только, сама понимаешь, мне придется в письмах о многом умалчивать, учитывая особенности моей профессии.

– Главное, береги себя. А я буду писать тебе, как тоскую по хижине Микайи и насколько скучна светская жизнь в Новом Орлеане, – пообещала Оливия с напускной веселостью.

– И непременно дай знать, если ты забеременела. В этом случае я сразу же попрошу кузена Нестора и его жену забрать тебя в их дом на плантации.

– Не надо волноваться, любимый. Я же говорила тебе, как хочу твоего ребенка.

– Но только не так, – упрямо покачал головой Сэмюэль. – Это я во всем виноват, мне ни в коем случае не следовало рисковать. Теперь, когда у тебя есть все, чего можно пожелать, я не хочу заставлять тебя уезжать отсюда и скрываться где-то в захолустном Кентукки.

– Надеюсь, ты понимаешь, – Оливия грустно улыбнулась, – что я предпочла бы тебя всем миллионам Дюрана – вне зависимости от того, будет у меня ребенок или нет.

– Ты так говоришь сейчас, и я уверен – ты не кривишь душой, но мне бы очень не хотелось, чтобы твои поступки диктовались необходимостью. Твой выбор должен быть абсолютно свободным.

– Я сделала свой выбор давным-давно, дорогой, посреди толпы… на балу… в Вашингтоне… – Оливия сжала в ладонях лицо Сэмюэля, сопровождая каждое слово поцелуем.

Полковник понял, что нужно немедленно уходить, пока не произошло нечто такое, что навсегда погубит репутацию Оливии, даже если она не беременна. И он отстранил Оливию, проговорив:

– Где бы я ни был, твой образ всегда будет со мной.

– А твой со мной, – прошептала Оливия, с трудом сдерживая слезы. Она неотрывно провожала взглядом высокую стройную фигуру, пока Сэмюэль не скрылся за дверью.

В ту ночь Оливии плохо спалось на высокой кровати под балдахином в роскошных апартаментах мадам Дюран. Мадам скончалась за десять лет до смерти мужа, но ее комнаты все это время содержались в образцовом порядке. Месье Дюран хранил покои Мари Дюран в неприкосновенности, как святыню.

Проснувшись, Оливия с интересом осмотрела красивую мебель в стиле Людовика ХIV и пушистые французские ковры. Вся обстановка была доставлена из Франции, что потребовало огромных затрат, но Шарль Дюран явно не жалел денег ради того, чтобы создать на новом месте условия, ничем не отличающиеся от прежней жизни.

«Прежде всего нужно распорядиться, чтобы убрали с глаз долой все личные вещи тети», – решила Оливия, глядя на коллекцию миниатюрных портретов в золотых рамках, искусно выполненных на слоновой кости. Она не усматривала в лицах никакого фамильного сходства с матерью.

В последовавшие дни Оливия изучала заведенный в доме порядок, старалась запомнить имена слуг и их обязанности, а также принимала бесчисленных гостей. Элита Нового Орлеана спешила как можно быстрее познакомиться с наследницей Шарля Дюрана, и каждый, кто хоть что-нибудь представлял собой в обществе, считал своим долгом нанести визит. В первых рядах шли жены и вдовы со взрослыми сыновьями, которым не терпелось выяснить шансы женитьбы отпрысков на девушке, унаследовавшей колоссальное состояние.

Временами возникало ощущение, будто она превратилась в кусок аппетитного мяса, выставленный на рынке для всеобщего обозрения. Оливия скучала, чувствовала себя очень одинокой и думала только о Сэмюэле. В свободное время, особенно по ночам, когда снова не спалось, она начала составлять послание своему возлюбленному, которое постепенно приобрело характер дневника, отчета о каждом прожитом дне. Как только окончательно прояснится вопрос о беременности, письмо можно будет отправить.

Между делом было написано письмо Микайе, в котором Оливия коротко изложила события, происшедшие на Миссисипи и в Новом Орлеане. Это письмо она собиралась отправить обычной почтой, но прежде все же решила навестить губернатора Клейборна, не желая рисковать. Даже в лучшие времена с почтой случались перебои. Так что же следовало ждать сейчас, когда западные территории сотрясала лихорадка приближающейся войны?

На площади перед резиденцией губернатора царила суета, естественная для крупного международного портового города. В толпе выделялись молодые люди с золотыми серьгами в ушах, в высоких сапогах и тонких сорочках с широко распахнутыми воротами. То были наемники из вооруженных формирований, сколоченных таинственными братьями Лафитами. Молодые люди провожали вышедшую из ландо Оливию нагловатыми взглядами.

Ее не переставали удивлять контрасты Нового Орлеана. Казалось бы, здесь главенствовали креолы с их высокой культурой, утонченными манерами и стремлением к законности и порядку. Однако они предпочитали смотреть сквозь пальцы на деятельность пиратов и котрабандистов, которые наводняли улицы, бросая вызов американским властям.

Солдат, стоявший на часах у резиденции губернатора, вежливо поклонился и придержал дверь, пропуская Оливию и Тонетту. Они прошли в небольшую приемную перед кабинетом Клейборна и обнаружили, что губернатор наконец обзавелся секретарем. За письменным столом сидел худощавый молодой человек, склонив голову над бумагами. Он вскинул глаза на вошедших, рассеянно улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, и вскочил с места, отбросив упавшую на лоб прядь серебристых волос. У него были на редкость правильные черты лица, красивые, как у актера на амплуа героя-любовника, но что-то в его внешности настораживало.

– Доброе утро, мадемуазель. Разрешите представиться: Эдмонд Дарси, секретарь губернатора Клейборна.

Оливия улыбнулась в ответ на его теплую улыбку и тоже представилась. Приветливость молодого человека произвела на нее должное впечатление.

– Ах, вот как! Наследница Шарля Дюрана. В городе только и говорят, что о ваших приключениях на пути из Сент-Луиса вниз по Миссисипи. Чем могу служить?

– Не знаю, право, говорил ли вам губернатор, что он обещал позаботиться о моей корреспонденции.

– Конечно же, говорил, уважаемая мадемуазель Сент-Этьен, – заверил секретарь, протянув бледную руку, чтобы взять письмо, которое Оливия с готовностью отдала:

– Бесконечно вам благодарна, господин Дарси.

– Не желаете ли повидать губернатора? У него сейчас как раз перерыв между важными встречами с законодателями.

– Нет, нет, все в порядке. У него и без меня масса дел. Просто передайте ему мои наилучшие пожелания и сообщите, что на будущей неделе я намереваюсь переехать в дом на плантации Байю-Бьенвеню. Если там все организовано так же блестяще, как и в городской резиденции дядюшки, примерно через месяц я буду готова принимать гостей.

– Уверен, что губернатор с нетерпением будет ждать вашего приглашения, – последовал вежливый ответ.

Они распрощались, и Оливия вместе с горничной покинули резиденцию губернатора, а секретарь Клейборна выждал, пока гостьи скроются из виду, и небрежно взвесил в руке толстый пакет, адресованный отцу Луи, проживающему в Верхней Луизиане в форте Сент-Франсуаза, для передачи Микайе Джонстону. Молодой человек довольно ухмыльнулся и засунул письмо во внутренний карман сюртука. Он решил прочитать послание не спеша на досуге и тогда уж решать, отправлять ли его по назначению. Что же касается переписки между девицей Сент-Этьен и полковником Шелби, то вся корреспонденция подлежала уничтожению.

За год отсутствия Шелби Вашингтон очень изменился. Нет, не внешне – город по-прежнему лишь отдаленно напоминал проект, задуманный архитектором Пьером-Шарлем Л'Энфантом. Здания являли собой странное зрелище – сочетание великолепного строительного камня с нескладными фасадами и плохой облицовкой, которым угрожал постепенным разрушением капризный климат Виргинии, близкое соседство болот и соленый воздух с океана. Перемены скорее ощущались в атмосфере, напоенной тревогой и ожиданием. В коридорах власти как бы сверкали молнии, предвещавшие грозу, все будто чего-то боялись и одновременно ждали, сгорая от нетерпения. Вашингтон жаждал войны.

Государственный секретарь Джеймс Монро войны не желал. Однако в последние месяцы отношения между администрацией президента Мэдисона и правительством Великобритании резко ухудшились. Пламя страстей усиленно раздували в Вашингтоне сторонники американской экспансии, стремившиеся воспользоваться ситуацией для захвата британской территории в Канаде и испанских колоний во Флориде.

– Если бы только Генри Клей и все эти напыщенные идиоты перестали молоть чепуху о необходимости блюсти честь Америки! – воскликнул Монро, разбирая документы, доставленные Шелби.

– Конгрессмены горячатся, когда речь заходит о захвате англичанами американских судов, совершенно игнорируя тот факт, что Наполеон конфисковал их не меньше, – заметил Сэмюэль. Он возлагал большие надежды на Монро, который, по его глубокому убеждению, мог предотвратить кровопролитие.

Чисто внешне Джеймс Монро был полной противоположностью президенту. Высокий, широкоплечий, с румянцем во всю щеку, человек действия, он выгодно отличался от стареющего Мэдисона, хрупкое здоровье которого все более ухудшалось с каждым годом пребывания в Белом доме. Кроме того, Монро, крайне осторожного и осмотрительного, не причисляли к разряду блестящих мыслителей, выдававших искрометные идеи, чем всегда славился президент. Однако внешность обманчива, как и поспешные суждения об умственных способностях той или иной личности. Мэдисон и Монро дружили с детства и трудились в полном согласии и взаимопонимании, возмещая недостатки друг друга, а главное, государственного секретаря даже его враги не могли назвать дураком и не пытались обвести вокруг пальца.

– Нашему англичанину ирландского происхождения еще многому стоило бы поучиться перед тем, как всерьез заниматься шпионской работой, – сухо заметил Монро, не отрывая глаз от бумаг.

– Да, несомненно, он любитель, а не профессионал, но того же нельзя сказать о посреднике.

– Вы думаете, он французский шпион? – Государственный секретарь испытующе взглянул на Шелби.

– Я осторожно навел справки через своих давних друзей в посольстве Франции и выяснил, что никто не слышал о человеке по имени граф де Крильон ни до, ни после революции.

– В таком случае мы имеем дело с агентом секретной полиции Наполеона, – кивнул Монро. – Да. Тогда все понятно. В последнее время у маленького императора дела идут из рук вон плохо, ему нужно, чтобы Англия повела войну на двух фронтах.

– А мы из кожи лезем, чтобы ему угодить, – угрюмо заключил Шелби. Он знал, что его тесть выступает в сенате в роли самого горячего сторонника войны с Англией.

– Боюсь, сейчас уже поздно менять наш курс. «Ястребы» в конгрессе сумели раздуть истерию, охватившую всю страну. Единственным оплотом мира осталась Новая Англия… но судя по этим бумагам, положиться на политиков в этом регионе мы тоже не можем.

– С тех пор как администрация Джефферсона ввела эмбарго на торговлю с Европой, владельцы судоходных компаний в Новой Англии не скрывали своего недовольства – весь Вашингтон прервал их давние торговые связи с Англией. Так что в этих бумагах нет для нас ничего нового, если не считать письменной инструкции за подписью генерал-губернатора Канады в адрес Генри. Это уже новый элемент.

– Так называемые бумаги Генри не только подольют масла в огонь, который раздувают сторонники войны, они могут также укрепить позиции нашей администрации, – ответил Монро, неизменно старавшийся внимательно изучить обе стороны медали.

– Вы имеете в виду тот факт, что все тайные союзники Британии в Новой Англии, упомянутые в бумагах, принадлежат к партии федералистов?

– Да, именно так, полковник, – подтвердил Монро, и в его глазах появился стальной блеск, обещавший крупные неприятности федералистам. – Они дошли до того, что даже стали угрожать выходом из состава республики в случае войны. Наша администрация, возможно, не сможет предотвратить войну, но уж помешать тем, кто пытается подорвать единство страны, мы вполне в силах. Вы еще раз оказали своей стране неоценимую услугу, полковник. Благодарю.

– По-вашему, когда президент потребует от Конгресса официального объявления войны?

– Трудно сказать. Президент все еще надеется, что премьер-министр Англии примет меры к тому, чтобы английские корабли перестали нападать на американские суда. Однако поговаривают, будто министр иностранных дел Англии Веллесберг уходит в отставку, а он самый стойкий сторонник решения проблем мирным путем. Если Веллесберг уйдет, – Монро пожал плечами, – боюсь, к весне мы будем вынуждены…

После того как государственный секретарь покинул небольшую гостиницу, в которой остановился Шелби, полковник плеснул немного бренди в бокал, сел в кресло и задумался. Пока ему было приказано оставаться в столице. В свете напряженной обстановки в стране не приходилось сомневаться, что нового задания долго ждать не придется.

Время приближалось к полуночи. Полковник устало прикрыл глаза и вспомнил долгий путь из Бостона в Вашингтон, который пришлось проделать верхом. Конечно, морем было бы быстрее и не так утомительно, зато гораздо более опасно, так как английские корабли временами нападали на американские суда даже вблизи берегов Соединенных Штатов. Имея при себе секретные бумаги первостепенной важности, Шелби не мог рисковать.

Шелби сделал глоток и с удовольствием ощутил, как от горла к животу прокатилась горячая волна. На душе было смутно и тревожно, до смерти надоела бессмысленная возня, которую затеяли политические деятели, и отчаянно тянуло назад в Новый Орлеан, к Оливии, но в данный момент об этом нечего было и помышлять. Прошло два месяца после того, как они расстались, и по прибытии вчера в Вашингтон Сэмюэль прежде всего поинтересовался, нет ли для него письма. Его ждало разочарование.

Странно, очень странно. Наверняка сейчас она уже точно знает, ждет ли ребенка. Почему же не пишет? Конечно, письмо могло затеряться. Однако вся корреспонденция от губернатора Клейборна пришла вовремя. Полковник устало протер глаза и начал писать новое письмо, уже третье с того дня, когда он оставил Новый Орлеан. «Почему, ну почему ты молчишь, Ливи?» – в сотый раз задавался вопросом Шелби под легкий скрип пера по бумаге. Грудь теснило предчувствие беды.