"С.Фингарет. Скифы в остроконечных шапках." - читать интересную книгу автора

Теперь, не страшась разрушений, Савлий, сын Груна, внук Лика и
правнук Спаргапейя мог отправится в сорокадневный переход. Предстояло
объехать все стойбища и кочевья, раскинувшиеся на пути к Борисфену
[Борисфен - древнее название Днепра]. Сорок дней - это почти полторы луны,
время долгое. Надо его пережить.
Спешите, скифы, увидеть царя! Спешите пройти с ним последнее
кочевание. Идите те, у кого не счесть лошадей, и те, кто владеет одной
кибиткой. Сюда! На зов бубенцов, на клекот оберегов! За Савлием! Оу-о!
Влажная степь гудела от криков и конского топота. Прятались
голенастые ибисы, кидались в лощины зайцы, замирали в норках сурки. И
только жаворонки, повиснув в недосягаемой голубизне, продолжали петь
весенние песни.



2. НОЧЬ АКИНАКА

С заходом солнца все стихло. Луна, приподняв над краем земли свой
круглый багряный щит, увидела степь, погруженную в сон.
Спали люди, провожавшие царскую повозку, - кто на войлоке спал, кто
на траве.
Спали стреноженные кони. Их гривистые головы были опущены до самых
копыт. В ворохе мягких бараньих шкур лежала женщина в платье, как звездное
небо. За ее широкой спиной, прижав колени к самому подбородку, посапывала
девочка с копной светлых волос. Лохматый пес свернулся в клубок у заднего
колеса и во сне тихо повизгивал.
Луне никто не мешал.
Сторожившие кибитку воины сидели недвижно, как высеченные из камня
фигуры, предназначенные оберегать курган.
Обрадованная тишиной, луна заскользила по темному небу. В пути она
уменьшалась и меняла свой цвет. Из багровой, как раскаленный в горне
металл, сделалась цвета золота, сплавленного с серебром, и, став такой,
послала на землю поток сияющих голубых лучей.
Стойбища и кочевья, близкие и далекие, занявшие степь до самых
пределов, спали, укрытые голубым светом, словно прозрачным войлоком из
тончайшей шерсти козлят.
Только в одной кибитке, одиноко стоявшей поодаль от тесно сбившегося
стойбища, не было сна. В ночь полной луны здесь никогда не ложились.
Миррина, рабыня, купленная за пять бронзовых браслетов, и Арзак, приемыш
Старика, прислонив распрямленные спины к высоким колесам, не отрывали глаз
от залитой лунным светом раскачивавшейся фигуры, удаленной от них на
расстояние в пол перелета камня. Ближе Старик не подпускал. Тайна
нетупевших акинаков принадлежала двоим: ему и луне. Недаром акинак ковался
в ту ночь, когда вся сила луны при ней. Избыток она отдавала взамен на
тайное слово. Старик это слово знал. Он был ведун.
Тех, кто ведает тайны металла, земли и неба, люди боятся. В кочевьях
даже имя ведуна не смели произносить и называли его Царант - "Старый",
"Старик".
- Ведун. Сто лет живет. Деды не помнят, когда он родился.
- Его стрелы заговоренные. Его копья пробивают медную доску толщиной