"Анатолий Фисенко. Счастье" - читать интересную книгу автора

Анатолий Фисенко

СЧАСТЬЕ

----------------------------------------------------------------------------
"Уральский следопыт" 1989 N 12
OCR and spellcheck by Andy Kay, 21 December 2002
----------------------------------------------------------------------------

- Боюсь, опоздали - пульс нитевидный.
- Введи камфару.
- Они вытащили его и лишь потом позвонили! Это надо было сделать
вначале...

В начале жизни, когда окружающее только получало имена, главными для меня
стали не отец с матерью, а воспитатели детского дома, который располагался
на окраине Н-ска и был не лучше и не хуже других подобных учреждений. Жилось
нам относительно неплохо, но иногда накатывалась обида от кажущейся
неполноценности - мы становились вспыльчивыми, уединялись, чтобы никто не
видел наших слез. Такое чаще случалось при появлении новых или "старых"
родителей.
Однажды это произошло со мной.
Прекрасно помню то яркое февральское утро: мороз серебрил заиндевевшие
окна, а во дворе на ветвях лип распушили перья озябшие снегири. Я устроился
на подоконнике и рассеянно возил карандашами по бумаге, искоса наблюдая за
высоким мужчиной у ворот. Он топтался среди сугробов, снег густо лежал на
его плечах и шапке - именно таким мне представлялся Дед Мороз. Вдруг я
ощутил на себе пристальный взгляд, обернулся - заведующая.
- Там внизу... К тебе.
Наверно, она успела накинуть пальтишко, потому что во дворе я не ощутил
холода.
Это стоял отец. Сияло солнце, сверкал снег, и в этом удивительном мире не
было никого счастливее нас. Вскоре я стал забывать о детском доме и лишь
иногда вздрагивал ночами от странного чувства нереальности, от смутных
воспоминаний, еще вторгавшихся в сны.
Счастье - короткое слово, но вмещает и походы в лес, и уютные вечера за
шахматами, и долгие беседы о минувшем и будущем. Порой казалось, что отцу
известно про меня все, когда же я расспрашивал о нем, мы вдруг спешили в
парк, на стадион или еще куда-нибудь, где было не до расспросов.
Лишь об одном я тогда жалел: что его работа в институте занимала слишком
много времени, которого и так не хватало, чтобы наверстывать горькие годы
одиночества. Даже ночами, просыпаясь, я видел его склонившимся над чертежами
и книгами. А как-то утром, собираясь, он обнял меня и долго молчал.
Последние недели он был задумчивее обычного, теперь же его лицо, бледное и
растерянное, поразило меня.
- Оставайся, - предложил я, - сходим в кино.
Он грустно улыбнулся:
- Когда вернусь.
И погиб при взрыве лаборатории.
Неправда, что годы лечат - просто к боли привыкают.