"Николай Тимонович Федоров. По списку " - читать интересную книгу автора

- Не извольте беспокоиться, ваше величество, - ответил мельник,
растянув рот до ушей. - Пришли, кажись. Вот и дуб засохший.
- Стоп! - закричала Анна Андреевна и вскочила на сцену. - Ну, ответь
мне, Коля: чему ты улыбаешься?! Тебе ведь голову хотят отрубить, а ты
улыбаешься. Может, праздник у тебя какой? День рождения там или свадьба?
Ты скажи нам, мы все вместе порадуемся, поулыбаемся, а потом работать
начнём.
- Мельник, кончай скалиться! - зашипел Генка. - Мы из-за тебя в
авиамодельный опаздываем.
Но как только репетиция возобновилась, бестолковый мельник опять
начал улыбаться, путать текст, называть короля "вашим благородием" и снова
просил включить свет.
- Всё! - решительно прошептал Генка. - Больше мы не можем здесь
торчать. Надо смываться!
- Неудобно, вроде, - сказал я. - Мы ж ещё ни разу не лаяли.
- Ничего. Пусть кто-нибудь другой полает. - Генка на четвереньках
перебрался к худенькому мальчишке, терпеливо сидевшему за соседним
стулом. - Слушай, Горыныч, полаешь за нас, а? Ты всё равно ничего не
делаешь. А мы опаздываем.
- Я не могу, - сказал Змей Горыныч. - Мне сейчас храпеть нужно будет.
- Ничего. Похрапишь, потом полаешь. Ты, сразу видно, способный. Не то
что этот дубина-мельник.
И, воспользовавшись тем, что измученная преподавательница в десятый
раз стала допытываться, почему мельник улыбается, мы выскользнули из зала.
В авиамодельном кружке мы выпиливали какие-то нервюры и куда-то
приклеивали элероны. А может, наоборот: приклеивали нервюры и выпиливали
элероны. Теперь я уже не помню. Потому что ни выпилить, ни приклеить мы не
успели: пора было торопиться в кружок лепки. "Не беда, - говорил Генка. -
В следующий раз доделаем. Не хуже будет, чем у Архипа Ивановича". И чего
он пристал к Архипу Ивановичу, до сих пор не понимаю.
В кружке лепки мне дали задание вылепить утку, а Генке - свинью.
Генка долго и задумчиво мял в руках пластилин, а потом вдруг громко, на
всю студию сказал: "Темень-то какая. Ни зги не видать. Хоть бы свет
зажгли".
После лепки в коридоре Генка достал свою бумагу со списком и сказал:
- Тэк-с, что у нас теперь по списку? Ага, сейчас бальные танцы, а
вечером лобзик.
- Нет, - сказал я. - С меня хватит! Не хочу больше ни танцев, ни
лобзика. И вообще, ничего больше не хочу. Рехнёшься тут с тобой!
- Я это предвидел, - сказал Генка голосом инспектора Мегрэ. -
Конечно, ходить раз в год на "Щелкунчика" и играть в "балду" легче.
Никаких тебе хлопот, и главное, голова в покое. Как тыква на витрине.
- Лучше в "балду" играть, чем тут по лестницам вверх-вниз без толку
носиться. А талант, если он есть, сам себя покажет. Лермонтов уже в шесть
лет стихи писал. И ни по каким кружкам не таскался.
- Серый человек. Лермонтов при царизме жил. Тогда не то что кружков -
радио не было. А в наше время он бы небось с трёх лет поэмы писал. Да чего
я тебя агитирую. Не хочешь, как хочешь. Упрашивать не буду.
И Генка побежал в танцевальный зал.
До конца каникул Генку я почти не видел. Лишь однажды вечером он