"Линн Флевеллинг. Возвращение королевы ("Тамирская триада" #3)" - читать интересную книгу автора

дурного настроения Корина, он мог успокоить принца, удержать его от мерзкой
выходки или увести в постель до того, как тот упьется до отравления. Но
теперь Корин совсем не слушал старого друга.

* * *

Днем Корин был совсем иным - возможно, потому, что был трезв. Он все
так же поднимался по утрам, приветствовал встревоженных вельмож, проводил
время с оставшимися компаньонами и Порионом. И не по возрасту достойно
справлялся со своим горем. Меньше чем за год он потерял жену, ребенка, отца
и столицу. Тех, кто не заметил его смятения на поле сражения, привлекали его
горящие глаза и неизменная улыбка. Они видели в Корине повторение его отца:
сильного, добросердечного, обаятельного. Вельможи, достаточно старые для
того, чтобы помнить еще деда Корина, со слезами на глазах преклоняли перед
ним колени, чтобы поцеловать его кольцо и коснуться эфеса великого меча,
висевшего на поясе молодого короля. И временами Лута почти забывал свои
сомнения.
Однако поздно вечером в уединении собственных покоев Корин отчаянно
напивался - и у него снова появлялся тот мрачный, рассеянный взгляд. Точно
такими же были его глаза после их первого военного похода и еще когда по его
вине все они оказались запертыми в крепости. Да, когда Корин напивался, все
его страхи становились очевидными. И рядом с молодым королем всегда
находился Нирин и что-то нашептывал ему.
Все то дерьмо, что он скармливал Корину, Нирин называл "советами".
В течение дня Нирина обычно не было видно, а Лута старался держаться
подальше от чародея в любое время. Слишком часто он ощущал на себе
пристальный взгляд волшебника. Все замечали, что Нирин приобрел чересчур
большое влияние на Корина, что он пытается занять место его отца, - однако у
Луты хватало соображения держать подобные мысли при себе.
Те немногие лорды и офицеры, которые осмелились высказать свои мысли
вслух, были уже повешены во дворе крепости, включая и красавца Фарена,
молодого капитана, очень популярного среди солдат; он был из полка герцога
Ветринга. Его раздувшийся труп все еще висел во дворе, медленно вращаясь под
порывами никогда не утихающего ветра, и на его шее болталась дощечка с
надписью. Надпись состояла из одного слова, нацарапанного крупными буквами:
"Предатель".
Один только Калиэль осмеливался еще возражать волшебнику, и Лута боялся
за него. Другие тоже могли чувствовать неприязнь к Нирину, и Лута даже знал
таких, но все молчали, а Калиэль был слишком горяч и предан Корину, чтобы
попридержать язык. Он продолжал предостерегать друга, не обращая внимания на
пьяные оскорбления, и всегда был рядом, даже если Корину того не хотелось.
- Ты можешь оказаться в темнице, а то и пострашнее что-нибудь
случится, - однажды вечером сказал ему Лута, когда они устроились вдвоем в
укрытом от ветров углу крепости.
Калиэль наклонился, приблизив губы к самому уху Луты:
- Я просто не могу стоять в стороне и наблюдать, как эта тварь калечит
его душу.
От таких слов Лута похолодел, хотя их никто не мог слышать: Калиэлю не
следовало вслух упоминать о Нирине.
Ведь кроме немногих уцелевших Гончих и его "серых спинок" у Нирина был