"Павел Флоренский. Соль земли (Сказание о жизни Старца Гефсиманского Скита иеромонаха Аввы Исидора) " - читать интересную книгу автора

Радонежского, прошли Посад и затем пересекли поле, что около скитских
прудов. Затем, перейдя мостик, Боголюбивую Киновию и лес, мы оказались меж
скитов - Гефсиманского и Черниговского. Только, прежде нежели направиться к
Старцу, не позабудем помолиться в подземном храме Черниговской Божией
Матери, чудотворной святыне здешних мест. Ведь Старец так любит Ее, что
наверняка спросит нас, были ли мы у Нее, как спрашивает об этом решительно
всякого своего гостя.

Ну, а теперь пойдем без смущения в Гефсиманский Скит. Подымаемся по
деревянной лестнице, проходим кладбищем. Вон, виднеется и домик о. Исидора.

Домик, в котором дважды (Т. е. до и после Параклита, о чем, читатель,
смотри ниже.) жил о. Исидор, в котором он и умер, расположен в правом углу
(если считать от главного входа) Скита, у самой стены. Ранее этот домик
принадлежал афонскому старцу Самуилу, в иеромонахах Иоанникию, а после
Иоанникия - о. Авраамию, до того пробывшему много лет под землею, в так
называемых "пещерах", примыкающих к подземной церкви Черниговской Божией
Матери, Домик о. Исидора - маленькая бревенчатая избушечка, состоящая из
келлийки, в которой с большим трудом усаживались вплотную четыре-пять
человек, да и то на маленьких скамеечках, "прихожки" (как называл ее о.
Исидор), в которой едва-едва усаживались двое, и сеничек; кроме того, к
прихожке примыкала клеть (в ней о. Исидор ставил самовар). И сенички, и
клеть были невелики: самовар занимал всю клеть, а в сенях едва могли
разойтись двое, и не толстых. Последние два года жизни о. Исидора к его
домику пристроили еще холодные сени, - такие незначительные, что едва ли в
них могут стоять два человека.

Но в этом игрушечном домике - много закоулков и уголков. Войдешь в
него - и будто вспоминается-вспоминается, а все вспомниться не может,
какой-то полузабытый, милый, любезный сердцу сон. Все - самое простое,
нищенское; и все - особенное, теплое для взора, тихое. Вещи имеют свои
глаза; и обстановка о.. Исидора встречала взорами так радушно, провожала
такими уветливыми взглядами. Как войдешь - прямо на тебя смотрят святые
иконы. У каждой - своя история; каждая связана с каким-нибудь важным именем,
но важным не здесь на земле, а в Царстве Небесном. Под иконами - поставец с
иерусалимским перламутровым крестом, старым потрепанным Евангелием в
кожаном - потертом и лоснящемся - переплете и лампадою на синей стеклянной
стойке. Все стены келлии увешаны фотографическими карточками, - все людей
связанных духовно с о. Исидором, - картинами, стихами, бумажками от
леденцов. Все это - грошовое, но у о. Исидора ничто не бывает бесплодно.
Все - символ горнего, все напоминает о высшем. Так и досточудный игумен горы
Синайской, святой авва Иоанн Лествичник говорит, что Бого-любцам к радости и
божественной любви и слезам свойственно возбуждаться и от мирских и от
духовных песней, сластолюбцам же - наоборот4. Думается даже, что будь на
стенах у о. Исидора не лубочные картины, а настоящая живопись, - келлийка
потеряла бы свою кроткую уветливость: Бог любит смирение, и в скудости
совершается сила Его.

Вот, ты вошел в келлию. Справа от икон - окно, а под ним-столик с
набросанными книгами, письмами, бумагами. Слева же от икон - скамеечка,