"Кен Фоллет. Игольное ушко " - читать интересную книгу автора

он скребет пол при движении, как заскрипела кровать, упала одежда в углу...
затем в последний раз звякнула пружина, и наступила тишина.
Нет, плакать она не станет. Взгляд упал на бутылку бренди. "Вот сейчас
выпью ее всю, приму горячую ванну и завтра уже не буду беременной... А что
впереди? Пустота? Как жить, когда ни острова, ни Дэвида, ни ребенка?" Люси
отогнала от себя шальную мысль, поднялась наверх, легла и с открытыми
глазами лежала рядом со своим спящим мужем, прислушиваясь к ветру и пытаясь
ни о чем не думать. Под утро стали кричать чайки и маленькая комната
наполнилась бледным холодным светом - только тогда она заснула.
Весной она как-то успокоилась, собралась, стала больше думать о
будущем ребенке. В феврале, когда снег стаял, Люси посадила семена цветов и
овощей на кусочке земли между боковым входом на кухню и амбаром, не слишком
надеясь, что они когда-нибудь дадут всходы. Люси в последний раз произвела
генеральную уборку в доме, предупредив Дэвида, что теперь до рождения
ребенка ему придется убираться самому. Она написала письмо матери, связала
кое-что для маленького, заказала в Абердине пеленки. Сначала Люси
намеревалась рожать в доме у родителей, но вскоре поняла, что уезжать ей
нельзя, ибо назад она уже не вернется. Она часами бродила с книгой в руках
по мягкой вязкой земле, поросшей вереском, однако постепенно прибавляла в
весе, поэтому пришлось отказаться от долгих прогулок. Та бутылка бренди,
что осталась с Рождества, все еще стояла в шкафу. Иногда, особенно в те
моменты, когда ей было совсем грустно, Люси подходила к шкафу, открывала
его, смотрела на бутылку и думала о том, кого она чуть не потеряла.
За три недели до того, как должен был родиться ребенок, Люси села в
знакомую барку, отправляющуюся в Абердин. Дэвид и Том махали ей с мола,
пока барка не скрылась. Из-за сильной качки Люси волновалась, что родит
прямо здесь, не успев добраться до шотландских берегов, но поездка прошла
нормально. В Абердине Люси легла в больницу и уже четыре недели спустя на
той же самой барке привезла на остров сына.
Дэвид ничего не смыслил в родах. Очевидно, он думал, что женщины
рожают так же быстро и просто, как овцы. Он не знал о нестерпимой боли при
схватках, о муках, напряжении, об облегчении потом, ноющей ране, о строгих
медицинских сестрах с командным голосом, которые не дают тебе дотронуться
до твоего собственного ребенка - якобы ты не такая "стерильная", знающая и
быстрая, как они. Дэвид лишь проводил ее, немного смешную и неловкую, с
животом, а встретил опять стройную, с прекрасным здоровым ребенком,
завернутым в белоснежные пеленки. Как только Дэвид увидел сына, он сказал
не терпящим возражений голосом:
- Мы назовем его Джонатан.
Этим дело и кончилось. К Джонатану добавили Альфред - в честь одного
дедушки, Малкольм - в честь другого и Томас - чтобы сделать приятное
старому Тому, однако, так или иначе, звали ребенка Джо, ибо он был слишком
крошечным для Джонатана, не говоря уже о Джонатане Альфреде Малкольме
Томасе Роузе. Дэвид научился управляться с сосками и бутылками, кормить,
менять пеленки. Порой он даже качал маленького на руках, но делал все как
бы машинально, следуя отцовскому долгу. Казалось, он все время отсутствует,
мысли где-то далеко. К малышу Дэвид относился чисто по-деловому и в этом
напоминал медсестер - он знал, что ребенок не для него, больше всего Джон
нужен Люси. А вот Том, как ни странно, привязался к ребенку больше, чем к
собственным овцам. Заядлый курильщик, старик на долгие часы забывал про