"Бернар Ле Бовье де Фонтенель. Рассуждения о религии, природе и разуме " - читать интересную книгу автора

злато металлов. Я разумею, что супружеская верность в данном случае то же,
что и "великое созидание".
Артемисия. Существуют на свете люди, у которых весьма скверное мнение о
женщинах: быть может, они и скажут, будто не так уж немыслим философский
камень, чтобы привлекать его здесь к сравнению.
Раймонд Луллий. О! Я вас заверяю, что он достаточно немыслим.
Артемисия. Но почему же тогда его ищут, и даже вы, производящий
впечатление человека здравого, предались этим бредням?
Раймонд Луллий. Верно, что нет возможности найти философский камень, но
хорошо, что его ищут: делая это, люди раскрывают великие секреты, к
раскрытию которых они не стремились.
Артемисия. Не лучше ли искать секреты, доступные разуму, чем мечтать о
тех, которые никому никогда не понять?
Раймонд Луллий. Все науки на свете имеют свою химеру, вокруг которой
они движутся, но которую они не в силах поймать; однако по пути они обретают
другие, весьма полезные, знания. Если у химии есть ее философский камень, то
у геометрии - квадратура круга, у астрономии - пустое пространство, у
механики - перпетуум мобиле. Нет никакой возможности все это открыть, но
очень полезно это искать. Я говорю с вами на языке, который вам, быть может,
мало понятен. Но вы отлично поймете, если я скажу, что у морали есть также
своя химера - а именно бескорыстие, совершенная дружба. Она никогда не будет
достигнута, но прекрасно, что к ней стремятся и рассчитывают ее достичь: по
крайней мере, стремясь к ней, люди приобретают много других добродетелей или
же совершают поступки, достойные хвалы и уважения.
Артемисия. Повторяю, я того мнения, что надо оставить в покое химеры -
все, сколько их есть, - и заниматься поисками только того, что реально.
Раймонд Луллий. И вы можете в это верить? Ведь необходимо, чтобы люди
во всем, что они делают, усматривали вершину совершенства, пусть даже она и
находится вне пределов их досягаемости. Они никогда ни за что не возьмутся,
если будут думать, что достигнут лишь того, чего они и достигают на самом
деле. Нужно, чтобы перед их мысленным взором был воображаемый предел,
который бы их воодушевлял. Если бы мне кто-то сказал, что занятия химией не
приведут меня к созиданию золота, я бы просто эти занятия бросил. Если бы
вам кто-нибудь сказал, что исключительная верность вашему мужу, которой вы
похваляетесь, весьма неестественна, вы ни за что не дали бы себе труда
почтить память Мавзола величественной усыпальницей. Люди потеряли бы всякое
мужество, если бы их не поддерживали ложные идеи.
Артемисия. Но ведь такой самообман бесполезен?
Раймонд Луллий. Как, бесполезен?! Если бы, по несчастью, истина явилась
нам в своем подлинном обличье, все было бы раз навсегда потеряно. Но как
кажется, она хорошо понимает свое значение и потому всегда прячется в тени.

Апиций, Галилей

Апиций. Ах, я очень расстроен, что не родился в ваш век!
Галилей. Мне кажется, что нрав, которым вы известны, должен был
позволить вам отлично приспособиться и к тому веку, в котором вы жили.
Единственное, чего вы жаждали, это тонкие яства, а ведь вы вращались в
свете, притом в Риме, как раз тогда, когда Рим безмятежно правил Вселенной,
когда туда привозили со всех концов света редчайших птиц и рыб, когда,