"Затопить Германию" - читать интересную книгу автора (Брикхилл Пол)Глава 13. Нужны ли «Москито»?Чешир сообщил Кохрейну, что налет на Антеор убедил его в 3 вещах: 1. Чтобы добиться точного бомбометания по точечным целям, требуется точное целеуказание. 2. Точно сбросить маркеры можно только с малой высоты. 3. Сброс маркеров с малой высоты ОЧЕНЬ опасен для такого большого самолета, как «Ланкастер», если цель хорошо защищена. Кохрейн все еще не был убежден, что можно сбрасывать маркеры с малой высоты, однако он сказал Чеширу, что тот может попробовать, если хочет, на слабо защищенной цели. Поэтому эксперименты начались. Чешир хотел отработать систему к тому времени, когда будут готовы «толлбои» Уоллиса. Первая бомба была уже почти готова к испытаниям, а спустя некоторое время будет создан и запас таких бомб. Тем временем эскадрилье потребовалась небольшая реорганизация. После ухода Мартина и Саггитта не осталось командиров звеньев. Это была идея Кохрейна — разделить эскадрилью на звенья, чтобы ею было легче управлять. Идея оказалась очень удачной, так как Чешир получил возможность повысить в звании Шэннона, МакКарти и Манро, которые только и остались от первого состава эскадрильи. Это были надежные, испытанные в боях ветераны, идеально подходившие для выполнения специфических задач 617–й эскадрильи. Шэннон теперь превратился в молодого старика, временами ядовитого на язык, сильно взвинченного на земле (хотя совсем не склонного к истерикам), но спокойного и холодного, как айсберг, в воздухе. МакКарти, сильный, как бык, и с таким же темпераментом, не выносил насмешек — его расправа с нахальным юнцом, забывавшим об этом, всегда была быстрой и страшной. Манро, немногословный, скромный новозеландец, такой заслуженный и суровый, что получил прозвище «Счастливчик», делал большую часть скучной рутинной работы в эскадрилье и никогда не заподозрил, что все женщины вспомогательных служб восхищаются им, как сильным, молчаливым мужчиной. Австралиец, американец, новозеландец, каждый со своим специфическим национальным характером, которых возглавлял хитрый и отважный англичанин, были прекрасным коллективом лидеров для эскадрильи, которая всех их уважала. В эскадрилье появились несколько новых пилотов, включая еще одного американца Никки Нилана, забавного парня из Мэдисона, Висконсин, который совершенно не имел нервов. Именно этого хотел Кохрейн от пилотов 617–й эскадрильи. Нилан уже совершил около 20 вылетов в составе 619–й эскадрильи, и каждый раз его обстреливали истребители. Несколько раз по пути к цели ему расстреливали моторы, снаряды вырывали целые куски из его самолета, но каждый раз он доводил дело до конца и сбрасывал бомбы. Орден за выдающиеся заслуги был подтверждением этой его похвальной привычки. Однажды германский ночной истребитель надвое разрезал его хвостового стрелка. Когда самолет сел, разыгралась ужасная сцена. Шофер скорой помощи ударился в истерику и не смог ничего сделать. Только бесчувственный Нилан вынес останки из башни. Нилан поступил в Королевские Канадские ВВС еще до того, как Америка вступила в войну, и лишь недавно был переведен в собственные ВВС. Хотя он теперь был лейтенантом американских ВВС, он хотел завершить цикл в составе КВВС. (В оригинале использован прелестный каламбур, который невозможно передать на русском. Lieutenant — lootenant. Первое переводится как «лейтенант», второе можно перевести как «гробмастер». — Отыграй назад, Никки, — сказал один из его стрелков. — Тебе везло с зенитками, но ты разучился летать. — К чертям собачьим, — ответил взбешенный американец. — Это проклятый самолет. Он просто не хочет летать, сын потаскухи. Следующие несколько недель 617–я эскадрилья была занята тренировкой новых экипажей и знакомством с новыми командирами звеньев. Чешир и «Говорящая бомба» летали на высоте 5000 футов, пробуя сброс маркеров со средних высот. Однако они так и не смогли точно класть их на плохо видимую цель. Кохрейн приказал им продолжать эксперименты. Первая пара прототипов «толлбоя» была изготовлена. На полигоне Эшли Уок начался сложный процесс их испытаний. Они выглядели очень зловеще. Сверкающая иссиня—черная сталь, стройный обтекаемый корпус длиной 21 фут. Бомба весила 12030 фунтов. «Ланкастер» сбросил ее с высоты 20000 футов. Она полетела, словно пуля. С такой скоростью не падала еще ни одна бомба. Задолго до встречи с землей она превысила скорость звука. Вокруг бомбы при переходе звукового барьера образовалась ударная волна сжатого воздуха. Бомба начала раскачиваться и едва не опрокинулась. Она совсем немного ушла от точного курса, но этого было достаточно, чтобы нарушить неслыханную точность, которой требовал Уоллис. Ему удалось исправить это, предложив блестящее решение. Хвостовое оперение бомбы было развернуто. Поэтому бомба, набирая скорость, начинала вращаться. Чем быстрее она падала, тем быстрее вращалась. Когда бомба достигала скорости звука, она уже походила на артиллерийский снаряд, и гироскопический эффект удерживал ее от рысканья в момент перехода звукового барьера. В Шоберинессе слепой коммодор авиации Хаскинсон провел климатические испытания бомб. Были проведены испытания на плохое обращение. Бомбы таскали по кочкам и рытвинам, бросали на бетонный пол. Потом одну бомбу наполнили RDX, поставили на нос и взорвали. Приборы, расставленные в круге радиусом 100 футов, зарегистрировали эффекты взрыва, а сверхскоростная камера в бетонном блоке засняла процесс взрыва. Было ясно, что невозможно поместить камеры рядом с бомбой. Поэтому камера была установлена за стеной и снимала отражение взрыва в зеркале. Были получены уникальные кадры. Стальная легированная оболочка бомбы внутренним давлением раздувалась, как воздушный шарик, пока не выросла в объеме в 2 раза. После этого она лопнула. Результаты испытаний удовлетворили всех. В Эшли Уок «толлбой» с холостым зарядом был сброшен с высоты 20000 футов и ушел в землю почти на 90 футов. Это было почти достаточно для создания эффекта камуфлета, который Уоллис планировал для бомб, сброшенных с высоты 40000 футов. И этого почти наверняка хватило бы для возникновения приличного землетрясения. Пришел день, когда сбросили первую «живую» бомбу. На полигоне в землю была закопана камера, которая все это снимала. Возникли некоторые споры, куда именно следует ее поместить. Победила логичная, но немного циничная точка зрения, что самым безопасным местом будет центр мишени. Результат стал хорошим уроком тем, кто сомневался в гениальности Уоллиса. Бомба попала прямо в центр мишени, прямо в кинокамеру! Там, где ее оставили, возникла дымящаяся воронка диаметром 100 футов и глубиной 80 футов. Кохрейн вызвал Чешира в штаб группы и сказал ему, что «бомба—землетрясение» с честью прошла испытания, и теперь создаются запасы для «больших операций» весной и летом. 617–я эскадрилья пока оставалась единственной, которая могла работать с прицелами SABS, однако они еще не улучшили свою методику постановки маркеров. 2 марта Чешир повел 15 «Ланкастеров» на авиазавод в Альбере, Франция. Над ним немцы растянули колоссальные маскировочные сети, на которых были нарисованы 'фальшивые дороги и здания. Чешир сумел обнаружить завод, спикировал к земле сквозь огонь зениток, но его бомбовый прицел вышел из строя. Затем спикировал Манро и сбросил зажигалки и 2 специальных красных маркера. Через несколько минут вниз посыпались «блокбастеры». Больше в Альбере не производились самолеты для Германии. На следующую ночь объектом атаки стал завод игольчатых подшипников Ла Рикамери в Сент—Этьене возле Лиона. Это была небольшая и сложная цель. Завод лежал в узкой долине, которую окружали холмы высотой 4000 футов. Сама цель, находившаяся внутри застроенной зоны, имела размеры всего 40 ярдов на 70 ярдов. Кохрейн предупредил Чешира, что не должен пострадать ни единый француз. Метеорологи предсказали хорошую погоду, однако эскадрилья встретила плотный покров туч, который совершенно закрыл цель. Поэтому она привезла бомбы обратно. Однако эта неудачная попытка памятна двумя происшествиями, которые продемонстрировали замечательный дух эскадрильи. У Леса Манро на взлете отказал мотор. Он сумел подняться в воздух и вместо того, чтобы вернуться, полетел к цели на 3 моторах, отстав от остальных всего на 1 минуту. Второй эпизод был связан с уоррент—офицером Раштоном, стрелком экипажа Даффи, буйной канадской команды. В ту ночь Даффи был болен и не мог лететь, поэтому Раштон убедил Чешира взять его с собой. Никаких особенных причин, просто он не хотел пропускать боевой вылет. Такого рода вещи в 617–й эскадрилье случались часто. Один штурман во время футбольного матча сломал ключицу, однако удрал из лазарета, чтобы ночью лететь со своим экипажем. Экипаж Даффи прославился, как только прибыл в эскадрилью. Когда они отправились спать, то не нашли туалета. Канадцы были людьми решительными и находчивыми, выросли они в лесной глуши, и потому они облегчились прямо в окно. Утром их вызвали к полковнику, который холодно осмотрел молодцов и сказал: — Если вы парни, будете выполнять свою работу как следует, вам позволят делать почти все, что угодно. Однако одно вам НЕ ПОЗВОЛЯТ — ссать из окна на полковников. Он как раз проходил внизу в самый неподходящий момент… Вся эскадрилья радовалась, что нашлись парни, способные проделать это с начальством. Погода улучшилась, и они полетели к Ла Рикамери опять. На сей раз долину укрывали рваные облака. Чешир спикировал вниз между холмами. Он выполнил 6 рискованных заходов, однако обнаружил, что начинает видеть завод в самый последний момент. На шестом заходе он прикинул дистанцию, наклонил нос самолета и сбросил зажигалки. Они приземлились на заводские здания. Но летели бомбы по такой пологой траектории, что просто отскочили на сотню ярдов в сторону. Манро спикировал и тоже промазал. Спикировал Шэннон. Его маркеры ударились о крышу цеха и отскочили. Наконец Артур Келл прошел буквально на высоте крыш, и его зажигалки остались в центре завода. (Он был австралийцем, чемпионом по боксу среди любителей. В этот налет он отправился на самолете Мартина «Р Попей». ) Чешир приказал бомбардирам наводить по последнему маркеру. Вскоре темноту разорвали вспышки взрывов и огонь пожаров. Утром обнаружилось, что уцелела только заводская ограда. Решительно все внутри нее было уничтожено, а соседние дома не пострадали. Еще несколько ночей они ждали погоды. Постоянно шел снег, и летчикам приходилось лопатами чистить взлетные полосы и скалывать лед с крыльев. Однако как только они завершали работу, снегопад начинался снова. Однажды они даже взлетели, чтобы атаковать завод авиационных моторов в Вуаппи возле Меца. Однако весь путь эскадрилья проделала в сплошной облачности, а над целью тучи были еще плотнее. Надежды отбомбиться не было никакой. На обратном пути на самолет Даффи набросились два Ju–88 и один FW–190. Первая же очередь ранила в руку хвостового стрелка МакЛина. Однако МакЛин, крепко выругавшись, обнаружил, что рука действует, Более того, он сумел сбить оба Ju–88, а возможно, и FW–190. В хвостовых башнях было так холодно, что у Джерри Уитерика кислородная маска примерзла к лицу. Он не подозревал об этом, пока вместе с маской не снял пару дюймов собственной кожи. Медики утешили его доброй порцией рома. На следующую ночь целью стала фабрика резиновых изделий Мишлен в Клермон—Ферране. Она уже была частично разрушена, но немцы все еще получали от нее до 24000 шин в месяц. Это был потрясающий рейд. Фабрика состояла из 4 больших зданий — трех цехов и казармы рабочих, которая находилась сразу за ними. Военный кабинет все еще опасался убивать французов. Поэтому с самого верха поступило указание уничтожить цеха, но не задевать казарму. Это был такой прекрасный пропагандистский жест! (А также, по мнению авиационного командования, «поганое сумасшествие». ) Чтобы еще больше осложнить задачу, ночь выдалась темной и безлунной. Кохрейн составил исключительно детальный план. Он также послал 6 «Ланкастеров» 106–й эскадрильи, имевших новейшее радионавигационное оборудование, чтобы сбрасывать осветительные ракеты. МакЛин, хотя его рука все еще покоилась на повязке, захотел как обычно лететь с Даффи, но Кохрейн строго запретил это. Ракеты ярко осветили фабрику, и Чешир сделал 3 захода на малой высоте, чтобы предупредить рабочих. При третьем заходе его маркеры легли недолетом. Он приказал Манро, Шэннону и МакКарти ставить маркеры. Они спикировали и положили свои маркеры между цехами. Через 7 минут прибыли бомбардировщики, и фабрика пропала в дыму и пламени. Чешир передал по радио: «Комплекс Мишлен немного покраснел». На следующее утро «Москито» принес снимки дымящихся руин. 6 «Ланкастеров» 617–й эскадрильи несли 12000–фн «блокбастеры». Все бомбы легли прямыми попаданиями в цеха, которые больше не действовали. Стоящая рядом казарма осталась невредима. Кохрейн отправил эти снимки военному кабинету. Чешир начал разрабатывать новые идеи постановки маркеров. Вспомнив опыт Мартина над Антеором, свои собственные трудности на заводе подшипников, который находился в узкой долине, он пришел к выводу, что «Ланкастер» слишком большой и неуклюжий самолет, чтобы сбрасывать маркеры. Он представляет собой слишком крупную мишень для зениток и слишком неуклюж, чтобы маневрировать над пересеченной местностью и точечной целью. Чешир отправился к Кохрейну и предложил использовать для этой цели «Москито». Кохрейну это понравилось. Двухмоторный «Москито» был гораздо меньше и быстрее. Можно было употребить приданные группе «Москито». Кохрейн впервые начал чувствовать себя легче, отдавая приказы сбрасывать маркеры с малой высоты. Кроме того, у него в голове зрела новая идея: использовать вместо «следопытов» 617–ю эскадрилью в качестве самолетов целеуказания для всей своей 5–й группы, которая насчитывала около 12 эскадрилий. Он не считал «следопытов» достаточно меткими для своих целей, и между командованием 5–й группы и Соединением «следопытов» шла холодная война. Масла в огонь подливала 617–я эскадрилья, которая считала себя «следопытами для следопытов». Кохрейн уже говорил Харрису о своей новой идее, и Харрис отнесся к ней одобрительно. Кохрейн сказал, что если им удастся доказать, что ставить маркеры на малой высоте с «Москито» будет достаточно безопасно, Харрис может дать 5–й группе возможность попробовать. Он сказал Чеширу: — Хорошо. Если я достану для вас пару «Москито», мы посмотрим. Сначала я хочу опробовать их на легких целях. Если все окажется нормально, перейдем к более сложным. Между этими двумя людьми возникли определенные узы. Кохрейн в общении был достаточно тяжелым человеком. Лишь немногие из сотен людей, с которыми он общался и сумел запугать, сообразили, что под маской резкости он прятал свою робость. Кохрейн полностью контролировал свои эмоции. Он постоянно думал об оперативной эффективности. Кохрейн тщательно следил за своими людьми и постоянно навещал их. Он никогда не отклонял приглашение на вечеринку в эскадрилье. Это давало ему возможность лучше оценить людей, а им — присмотреться к своему командиру. Чешир был бриллиантом совсем иного рода. Непреклонная логика Кохрейна была тормозом на заскоках. Вместе они были идеальным сочетанием. Чешир был очень приятным человеком, вежливым и ненавязчивым. Однако он был полон спокойной уверенности, под его обаяние подпадали все, кто с ним встречался. Чешир всех людей, вне зависимости от их положения и чина, оценивал по личным достоинствам, и как людей, а не служебные единицы. Кохрейну было нелегко заполучить «Москито» для 617–й эскадрильи. Этих самолетов не хватало, а требовались они многим. «Следопыты» и другие эскадрильи имели более высокий приоритет. В результате просьба выделить самолеты эскадрилье тяжелых бомбардировщиков для проведения непонятных экспериментов вызвала серьезные протесты. Пока Кохрейн пытался уговорить начальство, 617–я эскадрилья оттачивала дальше свое умение на маленьких целях во Франции. 18 марта они посетили завод по производству взрывчатки в Бержераке. У них был строжайший приказ НЕ летать на малой высоте. Кохрейн не желал рисковать отборными экипажами до прибытия «Москито». На сей раз при свете ракет бомбардир Чешира Эстбери все прекрасно увидел с высоты 5000 футов и положил маркеры прямо на заводские строения. То же самое сделал Манро. Шэннон и МакКарти подожгли склады взрывчатки, находившиеся поблизости, а Банни Клейтон всадил 12000–фн прямо в центр складов. Через 15 секунд внизу словно вспыхнуло солнце. На земле полыхнула колоссальная оранжевая вспышка, которую Чешир назвал «фантастической», Она осветила небо на много миль вокруг. Чешир ясно увидел 10 самолетов своей эскадрильи, которые собирались начать бомбежку. Через 5 минут завод и склады превратились в море огня. Чешир радировал: «Пороховой завод доказал свою полезность». Ни одна бомба не упала за пределы завода. Немцы имели еще один завод по производству взрывчатки во Франции вблизи города Ангулем. Чешир повел туда 14 самолетов на следующую ночь. Он положил маркеры прямо в центр, и через 14 минут смог радировать: «Все в наших традициях». Завод прекратил существование. Снова никаких разрушений вокруг. Удовлетворенный Кохрейн на следующий день позвонил Чеширу. — Упакуйте свой ночной чемодан, — сказал он. — Вы поедете со мной к главному маршалу авиации Харрису для разговора о паре «Москито». Этой ночью они обедали вместе с Харрисом в его доме вблизи Хай Уайкомба. Чеширу при всей его учтивости было нелегко в компании двоих самых ужасных командиров КВВС. Он напрасно беспокоился. Маршалы предавались ностальгическим воспоминаниям о днях юности в Ираке. Оба тогда были зелеными лейтенантами и совсем не мечтали оказаться в штабах. А за портвейном Харрис внезапно спросил: — Чешир, что вас заставляет думать, что вы сможете сбрасывать маркеры с бреющего полета на «Москито» и при этом улизнуть? — Вопрос, сумеем ли мы точно сбрасывать маркеры, не стоит. Единственное, что не ясно — имеется ли у нас разумный шанс уцелеть в случае сильной ПВО. Вице—маршал авиации Кохрейн думает, что «Ланкастер» для этого слишком велик и тихоходен. Я склоняюсь к тому мнению, что он прав. Но я верю, что он согласится со мной, если я скажу, что у «Москито» шансы гораздо выше. Я уверен, что на «Москито» мы сумеем выполнить заход со стороны солнца на любую цель и сбросить маркеры со средним отклонением 20 ярдов. — Мы всегда хотели подвергнуть Мюнхен сильной бомбардировке, но нам это никак не удавалось, — заметил Харрис. — Там стоят четыре сотни орудий. Вы думаете, что и в этом случае сумеете сбросить маркеры и удрать? — Да, сэр. Думаю, что да. Вмешался Кохрейн, сказав, что сначала они попрактикуются на «Москито» на менее опасных целях, чтобы узнать точно, на что они способны. — Хорошо, — согласился Харрис. — Я посмотрю, сумею ли вам дать 2 «Москито»… взаймы на пару месяцев. Если за это время вы сможете точно сбросить маркеры на Мюнхен, я оставлю их вам. Сразу позади Кале немцы начали работы по сооружению новых бетонированных ракетных пусковых установок и позиций для дальнобойных орудий. Тысячи рабов копошились на массивных блокгаузах. Было очевидно, что работы над секретным оружием близятся к завершению. Уайтхолл теперь знал, что новое оружие нанесет удар по Лондону и портам сил вторжения, но держал это в секрете. (Англичане еще ничего не знали о дальнобойных орудиях, 500–футовые стволы которых как раз в это время везли через Бельгию.) Если секретное оружие пойдет в ход до начала вторжения, а КВВС не смогут уничтожить бункера, Лондон будет уничтожен. Более того, вполне вероятно, что сорвется и высадка в Европу. Черчилль настаивал, чтобы разведка докладывала ему 2 раза в день. Некоторые донесения указывали, что боеголовки нового оружия имеют вес 10 тонн. Предполагалось, что немцы могут выпускать до 1000 таких снарядов в неделю. Черчилль приказал подготовить планы эвакуации Лондона и сказал сэру Артуру Харрису, что бункера следует уничтожить до того, как оружие будет готово к бою. «Толлбой» Уоллиса был единственным оружием, которое могло их уничтожить. Харрис это знал. Однако какое—то время их нельзя было пустить в ход. Эти бомбы следовало сбрасывать с высоты по крайней мере 18000 футов, чтобы они успели набрать нужную скорость. Однако только одна эскадрилья могла сбрасывать их достаточно точно. Но пусковые установки будут хорошо замаскированы, и бомбардир вряд ли увидит их в прицел с высоты 18000 футов даже днем. Хотя установки были хорошо защищены зенитками, маркеры следовало сбрасывать наверняка и с такой точностью, чтобы не расходовать попусту драгоценные «толлбои». Это было сложной задачей, и Харрис вызвал командира Соединения «следопытов» Беннетта, Кохрейна и Чешира на совещание к себе в штаб. Беннетт сразу заявил, что его самолеты не смогут сбрасывать маркеры с такой точностью. Кохрейн сообщил, что 617–я эскадрилья сумеет и сбросить маркеры, и уничтожить цель. Чешир заявил: — Я сомневаюсь, что мы сможем сбрасывать маркеры достаточно точно со средней высоты. Придется выдерживать прямой курс и высоту. А в таких условиях прожектора ослепят пилота, и он просто не увидит цель. И уж в любом случае зенитки собьют его. Я думаю, сэр, мы должны сбрасывать маркеры с пикирования на малой высоте. Кохрейн предупреждающе вставил: — Но не с «Ланкастера». — Нет, сэр. С «Москито», как мы и говорили раньше. Он имеет большую скорость и проскочит над целью, прежде чем зенитки успеют его подбить. Беннетт сказал: — Я не думаю, что скорость «Москито» позволит ему проскочить ПВО… У вас будут чудовищные потери. Но Чешир упрямо отстаивал свою точку зрения. — В любом случае, сэр, я не вижу иной возможности. Совещание зашло в тупик. Наконец Харрис сказал, ухмыляясь: — Хорошо. Работу следует выполнить в любом случае. Если Соединение «следопытов» не может этого сделать, как насчет ваших парней, Кохрейн? Кохрейн принял вызов. — Мы сделаем это, сэр, — пообещал он. Через день Кохрейн позвонил Чеширу: — Я достал для вас 2 «Москито». Они в Колби Грейндж. Отправляйтесь и научитесь летать на них как можно быстрее. Сообщите мне, когда вы будете готовы использовать их. Чешир пришел в восторг после знакомства с «Москито». Через пару дней он чувствовал себя на этом самолете, как дома. Единственным возможным недостатком был небольшой радиус действия при полной нагрузке. В этом случае самолет мог не долететь до некоторых отдаленных целей. Например, Мюнхен находился на самом пределе дальности. Поэтому он попросил командование группы как можно быстрее достать ему несколько подвесных баков. А вскоре 617–я эскадрилья получила подтверждение, что слава о ее подвигах разлетелась довольно широко. В Вудхолл прилетели 2 американских генерала авиации, Спаатс и Дулитл, чтобы ознакомиться с деятельностью эскадрильи и изучить новую методику использования маркеров. Чешир с гордостью рассказывал и показывал все. Спаатс захотел узнать, есть ли у них еще нерешенные проблемы. — Конечно, — с серьезным видом ответил Чешир. — У нас осталась еще одна проблема. Мы никак не можем найти способ расстроить бомбовые прицелы, потому что проклятые бомбардиры сажают все бомбы в одну точку. — О, даже так? — сказал Спааатс, осклабившись. — Хорошо. А что если нам устроить небольшое состязание? Мы покажем вам, как класть бомбу в бочку с солеными огурцами. Чешир охотно принял вызов. Однако состязания так и не состоялись, так как хватало более серьезных занятий. А жаль, потому что тогда отпали бы все сомнения. 617–я эскадрилья была уверена в исходе соревнований и вполне законно. С помощью SABS, руководства Кохрейна и умения Чешира и Мартина, они показали, что бомбежка — даже ночная — может быть локализована в пределах военного объекта и не затронуть гражданское население. 617–я эскадрилья была полна гордости за свои дела. Дух поднялся неизмеримо по сравнению с днями «эскадрильи самоубийц». За прошлый месяц они совершили 142 вылета и сбросили 472 тонны бомб, не ранив ни одного гражданского. Высокие вершины редко видны в дыму сражений. Только по прошествию времени становятся видны их подлинные размеры. Никто из летчиков 617–й эскадрильи в то время не понимал, что их соединение стало кузницей традиций. Все еще очень молодая эскадрилья имела самый высокий дух во всей авиации. Их достижения уже были совершенно очевидны. Но это только часть причины. Более важными были другие. Первое. Все летчики были добровольцами. Они служили там, где хотели. Никаких квадратных пробок в круглой дырке. Любой мог покинуть эскадрилью, как только захочет, но желающих не было. Они гордились своим особым умением и задачами. Второе. Стиль работы Кохрейна. Его маленький личный помощник Кэрол Дюрран освободил его от всей текучки, позволив сосредоточиться на решении основных задач. Кохрейн тщательно подбирал своих командиров эскадрилий. Он направлял их и руководил ими, но подбор команды и работу с ней оставлял подчиненным. Чешир сразу признал особенный характер деятельности бомбардировочной эскадрильи. ВВС единственный вид вооруженных сил, где в одном подразделении часть личного состава выполняет самые опасные обязанности, а другая — самые безопасные. Ожидание смерти гораздо выше, чем в армии и на флоте. Летчики смотрят смерти в лицо день за днем, неделю за неделей, причем всегда один на один. Наземный персонал склонен испытывать разочарование, которое можно преодолеть, только сумев убедить их в важности этой работы. Чешир очень деликатно уверял людей в этом. Когда он садился рано утром после рейда, его шофер обычно находил его под крылом самолета, пьющим какао с сэндвичами вместе с наземным персоналом. Если техники встревожено спрашивали, как он, Чешир благодарил их за беспокойство и отмечал прекрасную подготовку самолета. Все это дружеским тоном с веселыми шутками. Для летного и наземного состава он был лидером, а не руководителем. Он никогда не цеплялся попусту и не давил на людей. Однако Чешир мог говорить и крайне жестко, если вы того заслужили. Летчики Чешира чуть не боготворили его, а чувства наземного персонала скорее всего были еще глубже, так как он относился к ним с теплым вниманием, к которому они не привыкли. Профессиональной некомпетентности в эскадрилье не терпели. А в результате получилось именно то, чего хотел Кохрейн: безукоризненно работающее подразделение. Он всегда думал, что один хороший исполнитель стоит десяти плохих, 617–я эскадрилья это блестяще доказала. Любопытно, что, пока они оставались эффективной командой, сторонник строгой дисциплины Кохрейн никогда не затрагивал их немного легкомысленное отношение к жизни. Поэтому даже в безумии войны они находили полезное товарищество. Множество наград отмечало их возросший авторитет. Март принес им еще 9 наград, правда, обычных. Среди них были пряжка к Кресту за выдающиеся заслуги Мартину, вторая пряжка к такому же ордену Чеширу, пряжка к Кресту за летные заслуги Уиттекеру и Крест за летные заслуги к Медали за летные заслуги Фоксли. Чешир полетел в Уэйбридж, чтобы переговорить с Уоллисом относительно тактики сброса «толлбоев». — Я не проектировал эту штуку для разрушения бетона, — сказал Уоллис. — Но я думаю, мой дорогой мальчик, что сбрасывать бомбы прямо на крыши этих проклятых бетонных чудищ — не самый лучший выход. Они могут отскочить, как пробки. Однако вам не следует беспокоиться. Сбрасывайте их у стены в грунт. Они пройдут вглубь и взорвутся под фундаментом. — Он нарисовал стрелки на схеме, чтобы указать уязвимые точки, и добавил разочарованно: — Немцы достаточно глупы, чтобы уложить 20 футов бетона на крышу этих штук, а не ПОД них. Чешир предположил, как можно вежливей, что одно дело рисовать стрелки на диаграмме и совсем другое — попасть бомбой в нужную точку с высоты 20000 футов. Он, конечно, совершенно верит своим людям, но… — Видите ли, — немного раздраженно ответил Уоллис, — если бы я знал, что мне предложат сеять эти бомбы, как траву на лужайке, я не взялся бы за их создание. |
||
|