"Убийцы кораблей" - читать интересную книгу автора (Баркер Ральф)

Глава 2 Свободная охота

Когда началась война, в Соединенном Королевстве базировались 2 эскадрильи торпедоносцев — 22–я и 42–я. Обе они были вооружены устаревшими «Уайлдбистами» и ждали поступления новых Бристоль «Бофортов». Этот самолет был развитием «Бленхейма». Он начал поступать в 42–ю эскадрилью, базирующуюся на острове Торни, возле Портсмута, в начале 1940 года.

«Бофорт» был исключительно прочным самолетом. В свое время его считали самым скоростным средним бомбардировщиком в мире. 2 мотора «Таурус» позволяли ему развить скорость 290 миль/час при крейсерской скорости 145 узлов. Экипаж из 4 человек комфортно располагался внутри фюзеляжа. Штурман имел отличный обзор вперед сквозь носовое остекление. Он мог легко попасть в носовую кабину со своего взлетного места справа от пилота. Радист удобно располагался позади пилота, отделенный от него бронеспинкой и рацией. Он тоже мог легко перемещаться по самолету. Когда самолету угрожали истребители, он оставлял рацию и стрелял из 2 бортовых пулеметов «Виккерс» через боковые окна фюзеляжа. Примерно на середине фюзеляжа располагалась турель, прикрывавшая заднюю полусферу. Стрелки легко могли меняться местами, что позволяло избежать лишнего утомления. Просидеть целый день возле турели, напряженно разыскивая в небе вражеские самолеты, — крайне утомительное занятие.

Все предыдущие учебные атаки проводились на «Суордфишах» или «Уайлдбистах», чья крейсерская скорость не превышала 100 узлов. Эти самолеты использовали только один метод атаки — пологое пике с относительно безопасной высоты, выравнивание и сброс торпеды. Но «Бофорт» при пикировании очень быстро набирал скорость и превышал скорость безопасного сброса торпеды. Быстро погасить скорость при выравнивании оказалось невозможно. Поэтому атаку «Бофорты» проводили с малой высоты — и заход на цель, и сброс торпеды. Проводились различные эксперименты, чтобы преодолеть эти ограничения — устанавливались воздушные тормоза, применялась планирующая торпеда, которую можно было сбрасывать с высоты 1500 футов. Однако ни один метод при испытаниях не оказался достаточно надежным и в бою не применялся. При заходе на цель на бреющем полете «Бофорт» подвергался обстрелу из всех орудий, но при этом торпедоносец был ограничен в применении маневров уклонения.

В феврале 1940 года на острове Торни началось обучение экипажей новым методам атаки. В апреле 22–я эскадрилья была переброшена в Норт Коутс на побережье Линкольншира, в нескольких милях к югу от Гримсби. Отсюда «Бофорты» провели первые боевые вылеты, ставя мины у германского побережья.

«Бофорт» был новейшим самолетом и, как все новые самолеты, страдал множеством детских болезней. Во время минных постановок пропали без вести несколько экипажей. Произошло несколько аварий при взлете, причем некоторые завершились трагически. Пилоты начали подозревать моторы. Но моторы прошли полный цикл испытаний на фирме—изготовителе, и все они были новыми. Что могло быть неверного в этом новом прекрасном самолете? Командир эскадрильи приложил все усилия, чтобы убедить пилотов, что причиной всех аварий была неопытность летчиков. Часто это было действительно так.

«Бофорт» действительно был не слишком легким в управлении самолетом. Пилоты торпедоносцев привыкли летать на «Суордфишах» и «Уайлдбистах», которые летели буквально сами по себе. Но «Бофорт» был совсем иным самолетом. Он был много тяжелее, имел 2 мощных мотора, а площадь его крыла была маленькой. Он легко нес торпеду и 4 человека экипажа на большое расстояние с большой скоростью. Однако пилотировать его было нелегко.

К концу мая подозрения, что причиной поломок стали отказы моторов «Таурус», окрепли, когда сам командир эскадрильи не вернулся с обычнейшей минной постановки. Была создана следственная комиссия, что бы изучить эффективность действий «Бофорта» и его моторов. В результате работы комиссия потребовала доработать моторы «Таурус». Но 21 июня 42–я эскадрилья провела бомбардировку «Шарнхорста» на старых моторах, пока комиссия еще заседала.

22–я эскадрилья получила нового командира, подполковника авиации Ф. Дж. Сент—Дж. Брайтуэйта. В сентябре она возобновила действия, проведя серию бомбардировок вражеских портов — Флиссингена, Остенде, Кале, Булони. 11 сентября эскадрилья провела первую торпедную атаку. В 14.30 возле Кале был замечен вражеский конвой, и Брайтуэйту приказали нанести удар. 5 самолетов под командой капитана авиации Дика Бомана, одного из двух командиров звеньев, должны были встретиться с истребителями сопровождения над Детлингом и оттуда проследовать к цели. Когда соединение прилетело к Кале, там не оказалось никаких признаков конвоя. Боман решил выполнить поиск на северо—запад до Остенде, и конвой был замечен. «Бофорты» атаковали по отдельности. 3 самолета не смогли сбросить торпеды из—за отказов электросетей. Однако Боман и второй командир звена «Фанни» Фрэнсис выполнили атаку. Одна торпеда взорвалась преждевременно, попав в песчаную отмель между самолетом и мишенью. Вторая торпеда попала в большой транспорт и уничтожила его. Остальные «Бофорты» обстреляли из бортовых пулеметов корабли сопровождения, и все 5 торпедоносцев благополучно вернулись в Норт Коутс. Хотя почти всё в этой операции пошло наперекосяк, начало было обнадеживающим.

Через 4 дня был проведен вылет на свободную охоту, что потом на многие месяцы стало рутинной операцией. Это был вылет небольшой группы самолетов, проводивших поиск вражеских кораблей в указанном районе, нечто вроде разведки боем. Каждый самолет действовал самостоятельно в собственном секторе. Такие поисково—ударные группы родились как следствие общей нехватки самолетов, как разведчиков, так и ударных. «Бофорты» искали свои цели на выявленных судоходных маршрутах.

Кроме того, эскадрильи торпедоносцев были вынуждены вырабатывать тактику торпедных атак для новых типов самолетов. Учебная эскадрилья торпедоносцев Госпорте ждала предложений боевых эскадрилий по тактике. Учеба даже была на время приостановлена.

Тем временем окончательно оформилась тактика свободной охоты, которая воспитывала в пилотах индивидуализм. Скоро он стал характерной чертой летчиков—торпедоносцев. Вообще—то правила действий во время таких полетов были достаточно строгими. Пилоты держались в видимости вражеского берега. Для 22–й эскадрильи, которая действовала возле берегов Голландии, это было около 10 миль при хорошей погоде. Облачность обычно была достаточно плотной, чтобы торпедоносец мог укрыться от вражеских истребителей. Ни у кого не было сомнений в исходе столкновения «Бофорта» со стаей Me–109. Кроме того, задачей «Бофорта» была охота за вражескими кораблями, а не воздушные бои. Если пилот не имел облачного прикрытия вблизи вражеского берега, он должен был, согласно приказу, возвращаться назад.

Обычно поиск проводился буквально над самой водой. Это ограничивало видимость, зато и сам «Бофорт» было трудно увидеть или услышать. Таким образом «Бофорт» превращался в сверхскоростной торпедный катер. Часто пилоты атаковали цель совершенно внезапно для нее.

Первые вылеты проводились на высоте облачности. Предполагалось, что это поможет уходить от вражеских истребителей и в то же время увеличит радиус обзора. Однако оказалось, что «Бофорт», летящий на такой высоте, противник обнаруживает издалека. Более того, еще не выйдя на прямую видимость цели, торпедоносец обнаруживался радаром противника. И в любом случае, заметив цель, «Бофорт» был вынужден снижаться, чтобы атаковать ее.

При этом наличие низкой облачности считалось обязательным условием операции, и летчики всегда одним глазом косили на тучи.

Главной особенностью тактики свободной охоты было постоянное движение. Провести несколько минут в одном районе или кружить над целью перед атакой значило привлечь внимание и подвергнуть себя ненужной опасности. Секрет успешной операции крылся в быстром обнаружении цели и немедленной атаке. Это был единственный способ захватить систему обороны врасплох.

Такая тактика быстро стала шаблоном. Впрочем, многие понимали, что одинокие рейдеры, которые совершали вылазки во вражеские воды, выполняли действия всего лишь диверсионного характера. Прежде всего следует упомянуть командира эскадрильи Брайтуэйта. Этот человек был идеальным командиром эскадрильи, который пользовался всеобщим уважением и восхищением. Штаб группы запретил ему совершать больше 2 боевых вылетов в месяц, поэтому Брайтуэйт понимал, что многие летчики его подразделения имеют больший опыт свободной охоты. И он не стеснялся иногда летать под их командованием. Брайтуэйт отличался большой проницательностью. Он очень быстро улавливал, когда пилот начинал не выдерживать постоянного напряжения боевых вылетов, или что он просто не подходит по характеру для полетов на торпедоносце. Хотя в начале войны не существовало такого понятия, как оперативный цикл, нехватка обученных экипажей вынуждала опытных летчиков (если им везло) совершать более 50 вылетов, причем они не имели никаких надежд на отпуск. Брайтуэйт находил возможность переводить летчиков, которые готовы были сломаться, в инструкторы, прежде чем они переступали грань. Он понимал, что любой человек раньше или позже ломается. Многие из его летчиков добились больших успехов во время второго цикла.

В эскадрилье служили два великолепных пилота, резко отличавшихся друг от друга — Дик Боман и сержант Норман Хирн—Филипс. Боман имел все внешние признаки героя — порывистый, дерзкий красавчик, избалованный успехами, решительный и бесстрашный. Он любил свою роль одинокого волка. Самым большим счастьем для него были полеты вдоль голландского берега. Он летал на расстоянии прямой видимости от побережья, часто даже над самой сушей, вламываясь в голландские порты в поисках противника. Он был женат на прекрасной девушке, имел чудесного сына. Можно сказать, что у него было все, о чем может мечтать мужчина. Однако он был упрям и нетерпелив. Топить корабли стало для Бомана смыслом и целью жизни. Он хотел топить противника каждый день. Это был самый выдающийся пилот периода свободной охоты. Он задал такой темп, что невольно подстегнул дух соревнования в эскадрилье.

Если у Бомана и была слабость, то лишь его излишняя пылкость. Он всегда жаждал добиться результата и работал на публику. Однажды он посетил штаб Берегового Командования, и там ему показали фотографии «Бремена» и «Европы», стоящих в Бремерхафене в окружении барж и противоторпедных сетей. С этого момента мысли Бомана постоянно устремлялись к Бремерхафену. Его просто физически тянуло туда. Он нарисовал план акватории и определил, где можно сбросить торпеду. Однажды лунной ночью он на своем «Бофорте» проник в гавань. Бомана встретил шквал огня. Прожектора ослепили пилота, и он заметил лайнеры только в самый последний момент. Сбрасывать торпеду было поздно, и он поспешно отвернул, набирая высоту, чтобы не протаранить корабли. Когда Боман вернулся на базу, остальные офицеры попытались отговорить его от новых попыток атаковать эти корабли. Они говорили, что такая попытка будет просто бессмысленным самоубийством. Но Боман не услышал их.

Хирн—Филипс поступил в КВВС в 1936 году в качестве пилота—сержанта. После летной школы он закончил курсы торпедоносцев и общей авиаразведки. Возможно, это был самый хорошо подготовленный летчик эскадрильи. Хирн—Филипс придерживался правил. Он был профессиональным солдатом. Его работой было уничтожать противника, но при этом сохранить себя и свой самолет в целости. Он никогда не выходил на прямую видимость берега, исключая те случаи, когда это было необходимо для выполнения атаки. Впрочем, если это делал командир группы, Хирн—Филипс неизменно подчинялся, хотя без малейшей охоты. В основном он держался в 10 милях от берега, откуда были видны корабли не только под берегом, но и на некотором расстоянии от него. Если не было облачного прикрытия, Хирн—Филипс спокойно возвращался. Он всегда помнил о завтрашнем дне. Война была его бизнесом, и он относился к бизнесу крайне серьезно. Он отвечал за дорогой самолет и обученный экипаж. После одной атаки, когда сброшенная торпеда внезапно выскочила на отмель, Хирн—Филипс вернулся в этот район и тщательно изучил его с картой в руках, отмечая мелководные участки, где нельзя было использовать торпеды. Он обнаружил, что существует много районов, где нет необходимости приближаться к берегу на 10 миль, так как глубины препятствуют торпедным атакам. Это позволяло ему повысить шансы на уничтожение противника и на собственное выживание.

В другом случае радист Хирн—Филипса опоздал к старту. Хирн—Филипс сознавал опасность некомплекта экипажа, но не собирался пропускать вылет. У него не оставалось выбора, как лететь без радиста. Хирн—Филипс хорошо относился к этому парню и считал его хорошим радистом. Однако тут же выкинул из своего экипажа.

Визитеры эскадрильи, проверяющие из штаба группы, корреспонденты и прочие бездельники всегда летали с флегматичным Хирн—Филипсом. Он имел привычку возвращаться.

«Фанни» Фрэнсис, второй командир звена, был, наверное, одним из лучших командиров в эскадрилье. Боман грешил безответственностью. Хотя его личные достижения были выдающимися, он был слишком индивидуалистом, чтобы стать хорошим лидером. Зато Фрэнсис был прирожденным лидером, отважным, решительным, но без опрометчивости. Он служил в экспериментальном подразделении торпедоносцев в Госпорте до июля 1940 года. Лишь после долгой борьбы ему удалось вырваться в 22–ю эскадрилью, проявив при этом незаурядную настойчивость.

Фрэнсис руководил первой атакой торпедоносцев в этой войне — ночным полетом на вражеские корабли в гавани Шербура. Подразделение из 6 самолетов было перебазировано на остров Торни для этой операции. Они прибыли из Норт Коутса примерно в полдень, прождали до вечера и были милостиво отпущены до следующего утра.

— Можем мы покинуть расположение части? — спросил Хирн—Филипс.

Хирн—Филипс и штурман Фрэнсиса Фартинг служили на острове Торни в первые месяцы войны и обзавелись друзьями.

— Да, но не опоздайте. Нам придется вылететь завтра рано утром.

Хирн—Филипс и Фартинг ушли. Большая часть летчиков принялась слоняться по лагерю. Вечером было решено перенести атаку Шербура на ночь. Пару гуляк выудили из баров и доставили автобусом на аэродром, остальных собрали громкоговорители. Но никто и понятия не имел, куда могли деться Хирн—Филипс и Фартинг.

У них оставался один призрачный шанс успеть к вылету. Хирн—Филипс решил, что они с Фартингом, старшие унтер—офицеры эскадрильи, должны подавать всем пример, и потому им следует вернуться как можно раньше. Когда они прибыли на аэродром, их тут же схватили и потащили в штаб. Там они обнаружили, что все экипажи собрались и получили инструкции. Более того, летчики уже расходились по самолетам. Им коротко описали предстоящее дело и сообщили, что ожидается рандеву с «Бленхеймами» над Уиттерингом.

— Какая цель?

— Шербур. Корабли в гавани. Самые большие на ваше усмотрение.

Они помчались к самолетам, получив дополнительные инструкции от Фрэнсиса, который уже приготовился взлетать со штурманом Хирн—Филипса. Экипажи были восстановлены, самолеты взлетели, построились и легли на курс. Такого рода события могут выбить из колеи любого — только не хладнокровного Хирн—Филипса.

Стояла полная луна, хотя ее укрывали облака, и ночь была темной. Планом предусматривалось, что «Бленхеймы» первыми сбросят зажигательные бомбы на доки. Начавшиеся пожары осветят корабли в гавани, что облегчит задачу «Бофортов». Торпедоносцы пойдут на порт 3 волнами по 2 самолета с различных направлений: 2–е востока, 2 — с севера, 2–е запада.

Во время перелета над полуостровом Шербур соединение попало в густую облачность. Самолетам пришлось выбираться оттуда. Хирн—Филипс спустился ниже облаков и обнаружил, что остался один. Он продолжал полет, пытаясь найти остальные самолеты. Его штурман теперь вел свою собственную прокладку. Когда они увидели французский берег, то поняли, что уклонились к востоку. Хирн—Филипс повернул вправо и несколько минут летел вдоль берега. Очень скоро разрывы зенитных снарядов над Шербуром подсказали им, где они находятся. «Бленхеймы» были уже над гаванью. Хирн—Филипс имел приказ атаковать с востока. Он так и поступил, однако, уже пересекая брекватер, увидел в миле впереди себя 2 «Бофорта». Он повернул вправо, чтобы обогнуть гавань и атаковать с запада. Однако, двигаясь параллельно брекватеру, увидел еще один «Бофорт», летящий с запада. Тогда Хирн—Филипс плюнул на все приказы и решил перескочить брекватер и атаковать немедленно, чтобы находиться подальше от других самолетов. Когда пилот повернул в направлении гавани, то заметил на горизонте багровое свечение и уловил отблеск пожаров, бушующих в городе.

Хирн—Филипс миновал волнолом. Мачты множества кораблей возникли перед ним на фоне пожаров, бушующих на причалах. Он знал, что в гавани находятся 3 эсминца и 2–3 транспорта. Пилот увидел перекрывающиеся силуэты эсминца и транспорта. Он решил, что если торпеда пройдет под килем первого корабля, то наверняка поразит второй. Сразу за брекватером самолет попал под огонь зениток. Осколки хлестали по плоскостям «Бофорта», как металлический град. Хирн—Филипс определил свою высоту по мачтам и трубам целей. Но в любом случае полет оставался рискованным, и он всерьез опасался врезаться в какой—нибудь корабль в темноте. Он сбросил торпеду и ударил по газам. «Бофорт» сразу пошел вверх. Но Хирн—Филипс совсем не собирался лететь на бушующий там огонь, как мотылек на пламя свечи. Он не хотел становиться прекрасно освещенной целью. Поэтому Хирн—Филипс начал отчаянно сражаться с собственным самолетом, пытаясь удержать его внизу. Попытка работать триммерами ни к чему не привела. Половина хвоста вместе с триммерами была отстрелена.

Хирн—Филипс сумел вывести свой «Бофорт» из пламени над Шербуром и долететь до острова Торни. Но когда он попытался выпустить закрылки, они тоже отказали. Это означало, что гидравлика сдохла. Однако пилот мог выпустить шасси аварийно, с помощью подрывных патронов. Он робко нажал на кнопку. Ничего не произошло.

Тогда Хирн—Филипс снова набрал высоту и позвал радиста.

— Скажи им, что у нас проблемы с шасси. Пусть остальные садятся вперед нас. Если мы сядем на брюхо, то перепашем им аэродром.

Радист отправил сообщение, и вскоре Хирн—Филипс получил зеленую ракету с контрольной башни. Он не видел, как садились остальные самолеты, но так как он сам атаковал последним, другие должны были вернуться раньше. Поэтому он совершил идеальную аварийную посадку прямо посреди световой дорожки. Но что—то пошло не так. Когда Хирн—Филипс выбрался из обломков, на него набросился дежурный по аэродрому.

— Какого черта! Как я буду сажать остальных?

У Хирн—Филипса позади была достаточно веселая ночь, и он на время мог забыть о своей невозмутимости. Но это было не в его привычках.

— Я послал радиограмму, что у меня повреждено шасси, и получил зеленую ракету. Это не моя вина, старик. Мы поможем тебе переставить посадочные огни.

Все вместе они быстро переставили фонари, и остальные самолеты сели благополучно. Но вернулись еще только четверо. Шестой самолет был сбит над Шербуром. 4 пилота сбросили торпеды, 1 потерял снаряд по дороге и вернулся. На следующий день снимки разведчика показали, что по крайней мере 1 транспорт получил попадание. Это была веселая ночь для Шербура.

Попробовав свои силы в новом типе атак, экипажи вернулись в Норт Коутс к более знакомой свободной охоте. Боман, Фрэнсис и Хирн—Филипс быстро зарекомендовали себя как выдающиеся пилоты.

В октябре в эскадрилью прибыли 3 новых пилота, которые сразу начали соперничать с признанными асами. В течение следующих 2 лет они получили 5 орденов, в том числе Крест Виктории. Это были Джимми Хайд, Кен Кэмпбелл и Пэт Гиббс. Австралиец Хайд уже летал на торпедоносце в качестве второго пилота—штурмана вместе с Боманом. Теперь он был готов водить самолет самостоятельно. Хайд показал себя рассудительным, но решительным пилотом. Точно таким же был и шотландец Кэмпбелл. Он быстро проявил себя как необычайно волевой и агрессивный пилот со всеми задатками лидера. Завершал это выдающееся трио Пэт Гиббс.

Гиббс был молодым офицером, который поступил в КВВС в 1934 году, закончив кадетское училище в Гранвелле. Он не собирался делать военную карьеру. Его привлекал сам полет. Первый год войны он провел в качестве инструктора в Госпорте, где помог обучить многих летчиков. Долгое время он добивался назначения в 22–ю эскадрилью. Когда Фрэнсис покинул свое экспериментальное подразделение в Госпорте, Гиббс полушутя сказал ему:

— Передай своему новому командиру, что я хочу поступить в его эскадрилью.

Только одна вещь могла вырвать Гиббса из летной школы — заявка командира эскадрильи, которому мог потребоваться особенно опытный пилот. Фрэнсис достаточно хорошо знал Гиббса. Он хорошо представлял разочарование от бесчисленных вывозных полетов и не забыл Гиббса, когда попал в 22–ю эскадрилью. Брайтуэйт отправил требуемую заявку. Число самолетов в эскадрилье увеличивалось, и было сформировано третье звено. Гиббс был назначен командиром звена «С».

Он был опытным и изобретательным пилотом, но не выдающимся. Его пилотаж был как раз таким, чтобы удовлетворить всех. Однако он провел 5 лет в эскадрилье торпедоносцев и уверовал в торпеду как оружие. Его боевой дух, его желание атаковать врага долго оставались подавленными. Он говорил о предстоящей войне по мере того, как росла мощь нацистов, но был вынужден провести первые 12 месяцев войны в Госпорте. Он рвался испытать себя в бою. При упоминании имени Пэта Гиббса многие невольно роняли: «Помешанный». Он действительно был помешан на задаче потопления корабля противника с помощью торпеды.

В воздушной войне участвовали тысячи смельчаков во всех видах авиации. И каждый тип самолета имел своего «помешанного», который выделялся среди своих товарищей неистовой одержимостью. Чешир на бомбардировщике, Бадер и Джонсон на истребителях, Пейп на разведчике… Все они были фанатиками. Имя Пэта Гиббса стоит рядом с ними.

Ужиться с Гиббсом было совсем непросто. Он был слишком убежден в собственной правоте относительно торпедного оружия, чтобы воспринимать мнение других. Он считал себя единственным человеком, которому открыта истина. Сам Гиббс всегда был прав, а несогласные с ним всегда ошибались. Причем не имело значения, сколько их там и в каких они чинах. Он ВСЕГДА был прав. Это делало его не слишком популярным среди товарищей и всегда приводило к столкновениям с золотофуражечниками. Но его энтузиазм победил многих высоких начальников и оппонентов, а все подчиненные были на его стороне. Гиббс был восприимчивым человеком с развитым воображением. Поэтому ему приходилось многое переживать во время полетов. Но большую часть времени он сражался с врагом внутренним, который не понимал торпеду и пренебрегал ею.

Гиббс совершил свой первый боевой вылет вскоре после появления в эскадрилье. Он отправился на свободную охоту в качестве ведомого Дика Бомана. Погода для подобной операции была просто идеальной. Облачность на высоте пары сотен футов, дождевые заряды, плохая видимость, что избавляло от атак истребителей, но в то же время не помогло прятаться кораблям на известном заранее маршруте. Гиббс перед вылетом испытывал привычное всем новичкам возбуждение, еще больше обостренное его восприимчивым характером. Но как только самолет оказался в воздухе, возбуждение уступило место холодному ожиданию. Он будет лететь столько, сколько потребуется.

Гиббс держался справа от Бомана на расстоянии размаха крыльев. Это было достаточно близко, и временами лидер покачивал крыльями, чтобы приободрить ведомого. Гиббс испытывал успокоительное чувство общности. Он всегда предпочитал быть одним из, а не командовать или подчиняться.

Очертания островов у голландского берега выглядели НЕПРАВИЛЬНО. Они были слишком мирными и дружескими. Ничто не отличало их от таких же островов у берегов Англии. Видимость у берега составляла 3–4 мили, и Гиббс ожидал, что Боман повернет, когда они достигнут берега. Но лидер продолжал лететь по прямой, над островами и материком. Его штурман постоянно делал фотоснимки. Держась ниже уровня облачности, 2 самолета пролетели над Текселем, Тершеллингом и Боркумом, проскочили над портами, посмеялись над зенитными батареями, бессильно посылавшими вдогонку снаряды. Их стрельба казалась обманчиво безвредной.

Для Бомана здесь все было знакомо. Этот берег принадлежал ему. Но для Гиббса все было в новинку, и он с любопытством вертел головой. Сейчас они летели над мелководьем. Торпедоносцы могли атаковать судно не ближе 5 миль от берега. Но в конечном счете Боман устал от прелиминариев и направился в открытое море.

Гиббс повернул следом за лидером. Резкое изменение курса едва не застало его врасплох. Самолеты летели на высоте 50 футов, основание облачности спустилось еще ниже. На горизонте облака сливались с морем, дождевые капли забарабанили по стеклу кабины, смазав картину окружающего. Шансы найти корабли при такой погоде выглядели сомнительными. Но каким бы странным ни казался метод Бомана, он приносил результаты. Вскоре Гиббс увидел, что ведущий самолет покачал крыльями, подавая сигнал к атаке. Но где корабли? По крайней мере Боман что—то увидел. Гиббс позволил своему самолету немного отстать от ведущего. Попытки удержаться в сомкнутом строю полностью поглощали внимание. И теперь он сразу увидел 2 корабля, вынырнувших из белого тумана, и лишь теперь понял, что они появились раньше. Боман пошел прямо на более крупное судно, танкер водоизмещением 2000 тонн. Его сопровождали 3 корабля ПВО. Однако противник либо не заметил самолеты из—за тумана, либо принял за свои. Гиббс шел в 200 ярдах позади Бомана. Он видел всплеск торпеды лидера в воде. На этом месте разошлось кольцо белой пены, и цепочка пузырьков побежала к цели. Гиббс нацелил торпеду на этот всплеск. От напряжения, которое он испытывал во время взлета, не осталось и следа. Только холодная решимость и повышенное восприятие окружающего. Он сбросил торпеду и отвернул вправо следом за Боманом.

Атака Бомана захватила противника врасплох, и первые выстрелы прогремели, когда его самолет уже исчез. Но зенитки поймали Гиббса сразу после сброса торпеды. Орудия стреляли по нему из тумана, серебристые трассы мелькали вокруг и взрывались черными клубками дыма. Пулеметные очереди пенили воду под самолетом, которая кипела, как в котле. Гиббс круто отвернул вправо, но тут раздался металлический скрежет, и 3 оглушительных взрыва прогремели внутри самолета. «Бофорт» бросило в сторону, и он весь задрожал. Кабину заполнил дым. Штурман и хвостовой стрелок были ранены. Торпедоносец нырнул в туман, потеряв управление.

Оказаться сбитым в первом же вылете! Такая мысль потрясла Гиббса. И это все, чего добился пилот, специально вызванный командиром эскадрильи! Гибель в первом же вылете.

Дым из кабины улетучился. Гиббс отчаянно пытался восстановить управление самолетом. Каким—то чудом «Бофорт» летел. Он мотался, как пьяный, но летел. Рули высоты не работали, носовое остекление было разбито, кровь залила карты, однако самолет держался в воздухе. Вскоре Гиббс обнаружил, что может набирать высоту с помощью триммеров на рулях высоты, которые действовали. Элероны и руль направления тоже были в порядке. Он бросил короткий взгляд назад. «Джинджер» Кулсон, его радист, стоял над раненным стрелком. Кулсон поймал взгляд пилота, поднял вверх большой палец и ухмыльнулся.

Гиббс испытал огромное облегчение. Все оказалось до смешного просто. Он усмехнулся, поглядев на штурмана, и подвигал рулевой колонкой взад—вперед. Самолет не отреагировал, будто решил, что это просто шутка. Потом экипаж с веселым смехом принялся подсчитывать пробоины в самолете.

Всю обратную дорогу они отыскивали многочисленные причины, по которым им сейчас следовало находиться на дне Северного моря. И при этом громко смеялись.

Гиббс благополучно привел самолет назад и посадил на незнакомом аэродроме в Линкольншире. Двое раненых были отправлены в госпиталь, а эскадрилья прислала самолет, чтобы забрать Гиббса и Кулсона. Боман встретил их на посадочной полосе в Норт Коутсе.

Гиббс успел прославиться. Германские бюллетени сообщили, что при налете был сбит 1 «Бофорт».

Вылеты на охоту продолжались, хотя иногда торпеды менялись на бомбы, чтобы можно было атаковать наземные цели, если не встретятся суда. Многие вылеты проводились по инициативе командиров эскадрильи. Командиры звеньев чувствовали, что период свободной охоты заканчивается, поэтому эскадрильи требовали от командования группы разрешить самолетам искать цели самостоятельно. Роль свободного художника вдохновляет, и экипажи любили ее. Они могли провести несколько дней на земле, дожидаясь благоприятной погоды. Однако могла пройти целая неделя, прежде чем появлялась низкая облачность. Сначала они ничего не найдут. Потом атакуют и промахнутся. Затем вышлют еще 2 или 3 самолета и с третьей попытки добьются успеха. Все это время офицеры обсуждали тактику действий, особенно Гиббс и Фрэнсис, которые большую часть времени на земле проводили в своих кабинетах. Они планировали операцию, сравнивали полученные результаты, выясняли, где была допущена ошибка, дожидались реакции противника. Эти двое наделали много ошибок, но очень редко они повторяли одну ошибку дважды. Они любили свою работу и огорчались только в случае неудач. Гиббс называл свободную охоту «наиболее ответственной одиночной операцией, самой внушительной по результатам и наиболее волнующей в бою».

В конце октября эскадрилья провела бомбардировку с горизонтального полета германских лайнеров «Бремен» и «Европа» в Бремерхафене. (Гиббс в этой операции удвоил свои ночные летные часы.) В начале ноября 6 экипажей, в том числе Фрэнсис, Гиббс и Хирн—Филипс, были отправлены в Сент—Эваль, чтобы бомбить базу подводных лодок в Бресте. Но прежде чем они добрались до Сент—Эваля, появилась заманчивая цель для их торпед. Возле острова Уэссан был обнаружен большой транспорт (8000 тонн), который направлялся в Брест. Это был не свободный поиск, а заранее спланированная атака известной цели. Облачного прикрытия торпедоносцы не получили, а им предстояло оказаться в радиусе действия вражеских истребителей. Однако вопрос о возращении даже не встал.

Фрэнсис еще до взлета предложил следующий план атаки. Он сам атакует первым, Хирн—Филипс и Гиббс следуют за ним с 10–секундным интервалом. Они должны парировать любые попытки судна уклониться от торпеды Фрэнсиса. Однако когда летчики заметили цель, Гиббс решил, что Хирн—Филипс слишком оторвался от Фрэнсиса. Гиббс решил перехватить Хирн—Филипса перед атакой и вдвинуться в образовавшийся промежуток. При этом для маневров почти не осталось времени, и все 3 торпеды были сброшены почти одновременно. Но летчики недооценили скорость транспорта. Все 3 торпеды прошли у него за кормой.

Гиббс решил, что удача его просто обманула. Летчики напрасно подвергали себя огромному риску, были потеряны 3 драгоценные торпеды, и вражеский танкер нагло ушел из—под носа. Поэтому домой он вернулся в похоронном настроении.

Летчики провели 3 ночи над Лорианом. При этом не был потерян ни один самолет, хотя в одном из вылетов был ранен штурман Гиббса, и ему пришлось сажать самолет в Сент—Эвале на брюхо. Когда командировка завершилась, выяснилось, что Гиббс совершил 6 вылетов, разбил 2 самолета и отправил в госпиталь 2 штурманов и 1 стрелка. Однако «Джинджер» Кулсон, его радист, всегда был со своим пилотом. Кулсон стал таким же талисманом для Гиббса, как и плюшевый мишка панда, которого он неизменно брал с собой в полет.

После серии бомбардировок германских аэродромов во Франции эскадрилья снова вернулась к действиям против вражеского судоходства из Норт Коутса. В конце ноября Боман и Гиббс вылетели вместе на охоту. Несколько дней назад пришло сообщение, что Хирн—Филипс награжден Медалью за летные заслуги. Для Бомана начались тяжелые времена. Он дважды упустил заманчивую цель и жаждал успеха. Гиббс следил за Боманом, надеясь поучиться у него.

Пока они пересекали Северное море, тучи начали спускаться. Когда самолеты вышли к берегу возле Текселя, погода для атаки торпедоносцев была идеальная. Как обычно, Боман провел много времени над сушей. Он наведался в Ден Хелдер и Боркум, после чего повернул на северо—восток. Гиббс подумал, что Боман размышляет, не стоит ли поохотиться на «Бремен». У Гиббса были некоторые проблемы с мотором, и при ухудшившейся погоде ему было все сложнее удерживаться за Боманом. В конце концов мотор вынудил Гиббса повернуть домой.

Тем временем Боман направился к устью Эльбы, где обнаружил большой конвой, стоящий на якоре. Он сбросил торпеду в танкер (7600 тонн) и с удовольствием проследил, как тот тонет, объятый пламенем. После атаки он пролетел вдоль борта танкера, чтобы прочитать название, а его штурман сфотографировал корабль, извергающий клубы черного дыма и пылающий от носа до кормы. Новость о потоплении этого корабля была передана Би—Би—Си в этот же день в 21.00, а фотография горящего танкера появилась назавтра в газетах.

Предполагалось, что 9 декабря 1940 года Боман выступит по радио с рассказом о деятельности торпедоносцев в водах метрополии.

Однако, как и следовало ожидать, удобная для свободной охоты погода закончилась в ноябре. Через 2 дня после эффектного потопления танкера Боман в очередной раз отправился в полет. Как обычно, он вышел к вражескому берегу возле Ден Хелдера. Сопровождавший его самолет опять был вынужден вернуться на базу из—за неполадок в моторе, и Боман остался один. Вскоре после полудня он заметил возле Тершеллинга конвой, состоящий из 15 транспортов, и атаковал его в одиночку. Однако он выполнил заход неверно, его стрелок заметил, что торпеда врезалась в воду и сразу пошла на дно. Боман оставил конвой в покое и Отправил в Норт Коутс радиограмму. На аэродроме, как обычно, 2 самолета стояли в готовности, ожидая сообщений. Вторая пара имела свою собственную задачу. Первая пара занималась свободной охотой. Но если она обнаруживала стоящую цель, то сообщала об этом по радио. Тогда вторая пара немедленно взлетала для атаки указанной цели. Она имела приказ выполнить атаку, вне зависимости от состояния облачности.

Дежурными пилотами были Гиббс и Барри. Теплое осеннее солнце разогнало утренний туман. Когда они взлетели, в голубом небе виднелись только случайные клочки облаков. Теперь на первое место выходила работа штурмана. В свободном поиске вам достаточно просто выйти к берегу, а там уже вы сами определяетесь. Но при известной позиции конвоя, который был переполошен атакой Бомана, единственным шансом достичь хоть какой—то внезапности было выйти прямо на цель. Всю дорогу через Северное море можно было рассматривать как заход на цель. После этого нужно было дружно сбросить торпеды и удирать домой.

Гиббс и Барри пересекли Северное море и вышли к указанной точке. Они ощущали себя довольно неуютно. Летчики никогда не залетали так далеко в хорошую погоду. После первых же атак стало ясно, что можно нарваться на истребители. Было маловероятно, что перехватчики будут кружить над конвоем — им это не позволяло малое время полета. Это было бы расточительством. Но зато конвой могли сопровождать тяжелые самолеты, а на ближайшем аэродроме могла стоять в готовности эскадрилья истребителей. Как только самолет сопровождения заметит 2 «Бофорта», он передаст по радио сигнал на землю, и тут же взлетят истребители. Все зависело от стремительности атаки.

Штурманы сработали отлично, видимость была неограниченной, и еще до того, как показался берег, пилоты увидели мачты и дым на горизонте. Потом показались трубы, и наконец из воды поднялись корпуса нескольких кораблей.

Торпедоносцы находились в хорошей позиции для немедленной атаки. Но видимость была настолько хорошей, что конвой вполне мог успеть вызвать на помощь истребители, прежде чем «Бофорты» пролетят разделяющие их 10 миль.

Гиббс насчитал 8 транспортов, шедших кильватерной колонной. Со стороны моря их прикрывали корабли ПВО. Насколько он мог судить, эти корабли располагались как раз в точке сброса торпед и прямо на пути торпедоносцев. Но до сих пор не было никаких признаков, что их заметили.

Размеры и строй конвоя подсказали Гиббсу изменить план атаки. Заходить на такую большую группу кораблей со стороны вражеской территории да еще через несколько часов после первой атаки значило быть почти наверняка обнаруженными. Пока самолеты находились далеко от конвоя и различить их было почти невозможно. Гиббс решил повернуть вправо, удерживая постоянную дистанцию, и зайти на головной транспорт прямо с носа. Наблюдатели будут особенно тщательно следить за правым бортом, за открытым морем. Причем с этой стороны их могут видеть с любого из кораблей. Но при заходе спереди головной транспорт прикроет своим корпусом их от наблюдателей на других кораблях.

Самый большой корабль конвоя, транспорт водоизмещением 8000 тонн, шел четвертым. Гиббс решил, что если удастся проскочить мимо 2 первых судов незамеченным, или по крайней мере не навлечь на себя плотный огонь, он не будет выходить в атаку, пока не окажется перед этим судном. Но как только они будут замечены, и корабли ПВО откроют огонь, задержка с атакой может привести к уничтожению самолета до того, как он сбросит торпеду. Гиббс решил в этом случае атаковать первый встречный корабль.

Они быстро обогнали головной корабль и повернули прямо навстречу конвою. Самолеты находились примерно в миле от противника в сторону моря и летели низко над водой. Пилоты, затаив дыхание, ждали, что немцы откроют огонь. До сих пор такая тактика приносила успех. Никто их не видел.

Сначала они пролетели мимо первого корабля, потом мимо второго. Напряжение сменилось недоумением. Спят они, что ли? Неужели можно мотаться вдоль строя, пока не надоест? Это было почти нелепо. Это было даже подозрительно. Что задумали немцы? Может, они сознательно не стреляют?

Ведь по ним должны палить из всех орудий. Истребители должны взлететь наперехват торпедоносцам. Возможно, они это и сделали. Но стрелки видели только пустынное небо. Они летели вдоль самого крупного конвоя, который когда либо встречали, спокойно выбирая себе цель. Это было просто абсурдно.

Гиббс чуть качнул крыльями «Бофорта», едва—едва, чтобы подать сигнал Барри. Он боялся привлечь внимание противника и разбудить десятки орудий, которые уставились своими стволами на самолеты. А потом торпедоносцы повернули на самый большой транспорт. Сигнал был почти не заметен, и Барри его не заметил. Он полетел дальше, а Гиббс начал заход на цель.

Гиббс мчался над сверкающими волнами на высоте 50 футов прямо на транспорт. Изредка он бросал короткий взгляд на приборы. 145 узлов. Точно. Под ним появился корабль ПВО, у которого под носом торпедоносец проскочит буквально через секунду. Сразу за кораблем нужно будет сбрасывать торпеду.

Присутствие 2 «Бофортов» переполошило германский конвой, когда торпедоносцы миновали линию охранения. К этому времени Барри сообразил, что не заметил сигнала, и повернул назад. Он проскочил под кормой корабля ПВО, намереваясь атаковать следующий корабль в колонне. Неизвестно, какой результат принесет разрозненная атака 2 «Бофортов», но один результат сказался немедленно. Огонь немцев разделился. К самолетам со всех сторон помчались огненные струи. Было похоже, что зенитчики просто взбесились от того, что их застигли врасплох.

Как только торпеда была сброшена, Гиббс не позволил своему «Бофорту» лететь по прямой лишней секунды. Он рванул ручку на себя, потом нырнул влево, сделал полупетлю вправо. Пилот выжимал из «Бофорта» все, на что был способен тяжелый самолет. Резкие маневры и страх перед зенитками заставили его взмокнуть. Но физические усилия помогли преодолеть страх. Все это время он не забывал о мчащейся к цели торпеде. Стреляют зенитки или нет, но о результате операции будут судить по тому, будет ли попадание.

Гиббс даже боялся обернуться, чтобы не испытать разочарования при промахе. Это легко сделать, когда сразу после атаки ты ныряешь в облако. Тогда само собой мечтается о попадании. А сегодня облаков нет, и следить за торпедой некогда.

— Готов!

Радостный вопль хвостового стрелка больно ударил по ушам. Быстро обернувшись, Гиббс успел заметить столб воды, опадающий вокруг кормы атакованного транспорта. Когда пилот повернул домой, дым окутал корму корабля и поднялся в небо, как дым погребального костра.

Но Гиббс прицелился не слишком точно. Торпеда попала в самую кормовую оконечность. Еще пара футов — и она прошла бы мимо. Атака Барри не дала результатов. Но по пути домой Гиббс и его экипаж были на седьмом небе от счастья. Они с детским нетерпением ожидали посадки, когда можно будет рассказать о своем подвиге. Летчики со смаком представляли, как они все это будут описывать в столовой.

Тем временем Боман и Хикс, вернувшись после первой атаки, перевооружили самолеты и снова взлетели, чтобы атаковать конвой. Они стартовали на час позднее Гиббса — к великому неудовольствию остальных пилотов, которые полагали, что теперь их очередь. Эти торпедоносцы были встречены интенсивным, но неточным огнем кораблей ПВО. Это было не смертельно, но прицел сбило. Обе торпеды прошли мимо. В Норт Коутсе Гиббс помчался в штаб отрапортовать об атаке, пока самолеты заправляли и подвешивали новые торпеды.

Командир группы был на телефоне и захотел переговорить с пилотом, который добился попадания. На поздравления времени не было.

— Вы полагаете, что следует еще раз атаковать конвой?

— Разумеется.

— Как насчет облачности? Она достаточная?

Не в натуре Гиббса было отвечать «нет».

— Да, сэр. Она… достаточная для быстрой атаки.

Они снова взлетели. На сей раз стартовали 3 самолета под командой Гиббса. Хирн—Филипс, который буквально рыл землю от нетерпения, просто взбесился, когда узнал, что его снова обошли. Он считал, что Боман и Гиббс поступили по—свински. Была обнаружена хорошая цель. Самолет Хирн—Филипса стоял в готовности, и он мог стартовать немедленно, раньше Гиббса и Барри, которым требовался новый инструктаж. Но Гиббс хотел лететь и чувствовал, что может лететь. Он был не таким человеком, чтобы упустить подобный случай. Гиббс хорошо знал условия на месте, он уже успешно провел одну атаку и мог так же успешно провести вторую.

Самолеты взлетели в 15.30. Они уже не могли надеяться атаковать противника в светлое время. Атаку придется проводить уже в потемках. Вскоре после взлета 3 самолета разделились и полетели к цели самостоятельно. Перед Гиббсом мелькали видения 2 потопленных за 1 день кораблей. Но сгущавшаяся темнота отрезвила его. Они не нашли конвоя и были вынуждены вернуться назад.

К тому времени, когда торпедоносец сел в Норт Коутсе, Гиббс уже находился в воздухе 8 часов. В это время входили полеты на малой высоте, предельное нервное напряжение во время атаки. Даже не сознавая этого, он страшно устал. А ему предстояла ночная посадка. Норт Коутс не имел посадочной полосы — только травяное поле с двумя рядами посадочных огней. Надо заметить, что Гиббс имел мало опыта в ночных полетах.

Он зашел по прямой и на миг снял руку с секторов газа, чтобы поправить освещение кабины. Сектора немедленно скользнули назад, и оба мотора встали. Самолет рухнул вниз. Гиббс увидел, как у него перед глазами мелькнули посадочные огни и умчались вверх. Он рванул сектора, но было поздно. «Бофорт» со страшной силой ударился о землю, подскочил в воздух, перевернулся, снова упал и разлетелся на куски. Последнее, что помнил Гиббс — цепочку посадочных огней в небе над собой, после того, как самолет влетел в канаву.

Кулсон обнаружил себя на траве. Он был немного ошеломлен, но совершенно невредим. Штурман сломал обе ноги. Стрелок получил тяжелую контузию. Гиббс получил раны головы и сломал правую руку. Прошло много месяцев, прежде чем он снова смог летать.

На следующее утро Фрэнсис вытащил панду из канавы. Как и весь остальной экипаж, мишка был сильно помят. Однако он выжил и снова был готов лететь. Этой же ночью он красовался на тумбочке возле госпитальной койки Гиббса.

Гиббс отсутствовал в эскадрилье почти 4 месяца. Обычно, если пилот отсутствует хотя бы половину этого срока, его место отдают другому. Но Брайтуэйт знал своих людей. Он понимал, что больше всего поможет Гиббсу в его борьбе за возвращение в строй мысль, что его место дожидается его. И в любом случае Брайтуэйт не хотел терять этого пилота.

Через 2 дня после происшествия с Гиббсом Боман снова вылетел на охоту. Он атаковал транспорт в 5000 тонн возле Тершеллинга. Через 4 дня он снова патрулировал в этом же районе, на сей раз вместе с Фрэнсисом и Хирн—Филипсом. Фрэнсис атаковал транспорт водоизмещением 3000 тонн, но не видел результатов своей атаки. Хирн—Филипс атаковал торговое судно возле Куксхафена, но его торпеда прошла за кормой цели. На обратном пути он пролетал мимо Вильгельмсхафена и видел «Бофорт», направляющийся к гавани. Береговые батареи уже вели по нему жаркий огонь. Хирн—Филипс видел торпедоносец, прорывающийся сквозь огневую завесу, стелясь над водой. Пилотом этого «Бофорта» был Дик Боман. Больше о нем ничего не было известно.

Скорее всего, его поманил призрак «Бремена» или «Европы». Торпедная атака этих судов прямо в гавани была форменным самоубийством. Однако в эскадрилье отлично знали, что Бомана это остановить не могло. За 6 месяцев он совершил более 50 боевых вылетов. Его отвага и предприимчивость не раз помогали ему выкручиваться из самых опасных ситуаций. Успешная торпедная атака лайнера могла достойно увенчать карьеру Бомана. Но задолго до выхода на дистанцию сброса торпеды он был сбит.

В этот период войны завершить свой оперативный цикл или отлетать положенный срок было труднее, чем когда—либо потом. Позднее про Бомана наверняка сказали бы, что он гоняется за побрякушками, хотя ему не удалось заслужить ни одной.

Сначала эскадрилья не поверила, а потом погрузилась в уныние. Боман казался неуязвимым. Однако все понимали, что такому человеку войну не пережить. Летчики других командований, которых почему—то называли асами, сделали гораздо меньше Бомана, но были увешаны медальками, как рождественская елка игрушками.

Боман погиб за 4 дня до запланированного выступления по радио. Вместо него выступать пришлось Брайтуэйту. Лишь несколько месяцев спустя Боман был объявлен пропавшим без вести, когда пришел сильно запоздавший Крест за летные заслуги.

А что экипаж Бомана? Какие чувства они испытывали к пилоту, который подвергал их немыслимым опасностям?

Человек, подобный Боману, подбирает себе в экипаж людей с таким же темпераментом. Экипаж не злится на своего извозчика. Скорее, они втихую им гордятся. Если их пилот ищет опасность, а не бежит от нее, это повод для хвастовства, Гиббса поразило фаталистическое спокойствие, с которым восприняли его люди свои раны после неудачной ночной посадки в канаву. Для них авария, которая целиком лежала на совести пилота, была нормальным завершением напряженного дня.

Экипаж и пилот — совсем как супруги. В радости и в несчастье. Пока смерть не разлучит их.

Декабрь был для эскадрильи черным месяцем. Через 2 дня после Рождества зенитки сбили «Фанни» Фрэнсиса при атаке транспорта в 5000 тонн. Его «Бофорт» врезался в воду и пропал. В течение 4 недель вышли из строя все 3 командира звеньев.

Когда в марте Гиббс вернулся в свою часть, это была уже совершенно иная эскадрилья. Это была по—прежнему 22–я «Динки—До», ведущая эскадрилья торпедоносцев, еще больше заботящаяся о своей репутации и первенстве. Брайтуэйт все еще был командиром. Новые летчики уже успели отметиться. Особенно новый командир звена Тони Гадд, который, как и Гиббс, первый год войны провел в Госпорте. Кен Кэмпбелл, который перенял талант Бомана отыскивать корабли. По—прежнему хороши были Джимми Хайд и Хэнк Шарман. Хирн—Филипс отправился отдыхать. Он выполнил 60 боевых вылетов и был отправлен инструктором в учебную эскадрилью «Бофортов». Решение ограничить количество боевых вылетов перед отправкой пилота в отпуск всего на месяц опоздало спасти Дика Бомана.

Хотя Гиббс вернулся в свою эскадрилью, он не был готов летать. Когда в апреле 1941 года эскадрилья была отправлена в Сент—Эваль следить за прибывшими в Брест «Шарнхорстом» и «Гнейзенау», Брайтуэйт оставил Гиббса в Норт Коутсе контролировать обслуживание и ремонт самолетов. Он должен был освободить Брайтуэйта от тяжести бюрократической рутины, пока тот отсутствовал. Эскадрилья пробыла в Сент—Эвале 5 недель. В это время она провела одну из самых самоубийственных и замечательных торпедных атак войны.