"Уолдо Фрэнк. Смерть и рождение Дэвида Маркэнда" - читать интересную книгу автора

пили турецкий кофе с апельсинами; и окно ее маленькой спальни, из которого
она выбросилась потом. Но прежде она помогла ему своей материнской
любовью, помогла ему освободиться от ее любимого брата. И слова Тома: "О,
ты мягок, как шелк, но ты можешь быть твердым, как камень, - когда это
выгодно". Это верно; когда ему понадобилась помощь друзей, он сумел найти
их. Ярче всего ему вспомнилась его первая любовь к кузине, Лоис Дин, - в
тот первый год, проведенный в большом доме. И вечер, когда они одни
остались в доме и он прикоснулся к ее груди, трепетавшей, как птица. И ее
внезапную холодность к нему. Впервые за много времени он вспомнил об Энн,
горничной, в то огненное лето прислуживавшей ему и его дяде, пока все
семейство Дин находилось в горах. Энн приходила к нему и утоляла сжигавший
его огонь; наутро Энн замыкалась снова в холодное безразличие служанки...
пока, захлопнув за собой дверь в одну из ночей, она не осталась навсегда
замкнутой и безразличной. Она и сейчас еще работала у миссис Дин, будет
прислуживать им и сегодня, а он о ней совсем забыл. Лоис же вышла замуж за
протеже своего отца, Чарли Полларда... Телефонный звонок прервал его
мысли.
Маркэнд неохотно потащился по лестнице в приемную, где на маленьком
столике стоял телефонный аппарат.
- Дорогой! - послышался голос Элен. - Я думала, что успею заехать за
тобой, но у меня не хватит времени. Встретимся у тети Лоретты в
одиннадцать... Ты кончил завтракать? Выходи пораньше, пройдись но парку
пешком. Тебе полезно движение, а день сегодня чудесный.
Он кивнул в трубку, неопределенно промычав в ответ. Подниматься по
лестнице дальше - значит одеваться; опять усилие. В такое дремотное утро
это следовало отложить до последней минуты. Ну и пусть я толстею, а через
парк пешком не пойду. В библиотеке, наполненной книгами Элен, Маркэнд
опустился в шезлонг и закурил трубку. Он знал, что его комнатные туфли и
пижама неуместны в утонченной комнате Элен, с ее книжными полками,
голубыми китайскими вазами, в которые вставлены электрические лампы под
абажурами из папируса, с ее оранжевым китайским ковром, с ее игрой
красок... с французским натюрмортом в простенке между окнами. Даже
комнатные туфли вдруг стали ему тесны, как будто ноги его лениво
расплывались, как и его сознание. Он скинул туфли на пол, и трубка упала
ему на грудь. В голове у него раздались звуки набата, исходившие,
казалось, из чашечки цветка на французском натюрморте. Потом он встал и
увидел перед собой Лоис Поллард.
- Черт! Я опять заснул.
- Ну что ж. Продолжайте. Кстати, вы еще в пижаме.
- Это завтрак виноват. Я слишком много ел.
Он посмотрел на нее, не вполне очнувшись, сквозь ту призму необычного,
которая всегда была перед ним в минуту пробуждения. Утром Элен, теперь
Лоис! Он улыбнулся этому сравнению, но продолжал смотреть. Утром Элен,
полуголая, сидела у своего стола. Теперь Лоис стояла перед ним в
облегающем элегантном синем костюме, в шляпе с пером под цвет, по
контрасту с которой ее волосы казались почти золотыми. У нее был сын,
ровесник Тони, но грудь ее едва намечалась под одеждой, как много лет
назад, когда он прикоснулся к ней. Она, казалось, не замечала взгляда,
которым он смотрел на нее сквозь необычное, словно пытаясь определить ее
место в мире.