"Борис Фрезинский. Письма Ильи Эренбурга Елизавете Полонской 1922-1966 " - читать интересную книгу автора

как это кружковцы не распознали в своем товарище человека большой судьбы:
"Теперь, когда его имя известно на всех пяти континентах земного шара (в
1960-е годы это так и было! - Б. Ф.) "..." хочется взглянуть и вспомнить
этого сутулого юношу - и похожего и непохожего на всех нас, вспомнить в
наших прогулках, на наших собраниях. Как он ходил, говорил, смеялся и
дурачился в уголке комнатки Лизы, подобно всем нам... Я помню его бледную и
редкую улыбку - от нее как-то больно щемило, захватывало сердце. И я его
тогда немного боялась - как-то безотчетно, как боишься чего-то большого и
непонятного, хотя он никогда ничем меня не обидел..."

4

Третий свидетель - сам Эренбург. В первой книге мемуаров, писавшейся в
1959-1960 годах, он в одном абзаце соединил события, разделенные интервалом
в три-четыре месяца: "На собрании группы содействия РСДРП я познакомился с
Лизой. Она приехала из Петербурга и училась в Сорбонне медицине. Лиза
страстно любила поэзию; она мне читала стихи Бальмонта, Брюсова, Блока...
Лизе я не смел противоречить. Возвращаясь от нее домой, я бормотал:
"Замолкает светлый ветер, наступает серый вечер..."...Я начал брать в
"Тургеневке" стихи современных поэтов и вдруг понял, что стихами можно
сказать то, чего не скажешь прозой. А мне нужно было сказать Лизе очень
многое..." 5 Отметим, что во всех семи книгах "Люди, годы, жизнь" принята
система предельно пунктирных, лапидарных упоминаний о тех любовных романах
автора, которые были ему дороги. В этой системе фразы: "Лизе я не смел
противоречить" и "...мне нужно было сказать Лизе очень многое" - подчеркнуто
многозначительны. Главы книги "Люди, годы, жизнь" не имеют названий, но
публикуя некоторые из них до выхода очередного "Нового мира" в газетах,
Эренбург названия им давал, - так вот, глава, где рассказывается о встрече с
Полонской в Париже 1909 года, напечатана под заголовком "Как я начал писать
стихи" 6. Именно эту тему главы Эренбург считал ключевой. Завершая главу, он
повторил: "Мне казалось, что я стал поэтом случайно: встретился с
молоденькой девушкой Лизой... Начало выглядит именно так; но оказалось, что
никакой случайности не было, - стихи стали моей жизнью" 7. Роль Полонской в
этом неоспорима - она была первым читателем первых стихов Эренбурга, их
первым критиком, первым стимулятором и первым импресарио (зимой 1909/10 года
она передала рукопись стихов Эренбурга в петербургский журнал "Северные
зори" и, возможно, В. Я. Брюсову 8).
Наконец, четвертый свидетель - Полонская. В ее полностью не
опубликованных воспоминаниях "Встречи" (они писались в 60-е годы) нет ни
слова о встречах с Эренбургом в Париже, даже имя его не упомянуто (помню,
как в начале 60-х годов, когда первую книгу "Люди, годы, жизнь" уже
напечатал "Новый мир", была в одном питерском книжном клубе встреча с Е. Г.
Полонской, и я, что было, как теперь понимаю, достаточно бестактно, попросил
ее рассказать о парижских встречах с Эренбургом. Она ответила вежливо, но
очень твердо: "Илья Григорьевич сам написал все, что считал нужным").
Пережитое сердцем Полонская доверяла только стихам, но не прозе. Несколько
ее стихотворений обращены к Эренбургу, и в частности к их встречам 1909
года. Она снимала тогда комнату в районе Ботанического сада, совсем рядом со
своим факультетом (эта улица упоминается в их переписке, как и rue du Lunain
возле Орлеанских ворот, где жил тогда Эренбург). В ту пору в Ботаническом