"Клаус Фритцше. Цель - выжить (Шесть лет за колючей проволокой) " - читать интересную книгу автора

дистрофиков, хотя таковых уже и не было.
По фактору No 4 - главенствовал высокий уровень дисциплины,
самодисциплины, соблюдалась законность. Причем это заслуга Мейера. Он лично
контролировал выдачу и закладку продуктов в кухне. Не допускал воровства
питания на сторону или "по блату". Питание, что получали пленные, было очень
близко к положенному пайку. Утром полкило каши разных видов круп с
подсолнечным маслом и 200 г. хлеба; в обед 3 блюда: 1 литр супа с бараниной
или рыбой, полкило каши, 200 г. хлеба и компот из сухофруктов, на ужин -
опять 1 литр супа и хлеб. Привозившие продукты обогащались, очевидно, рыбой
нашего улова.
По фактору No 5 - условия труда сносные. Слова конвоиров "давай, давай"
раздавались просто по привычке.
По фактору No 6 - положение в лагере "Табалла" было идеальным. С полей
в карманах и сумках приносили овощи и фрукты, а Волга кишела рыбой.
Если все упростить и представлять сытость как рай, то да, лагерь в
деревне Табалла был раем для пленных, они не были обессилены и поэтому не
подвергались таким болезням - как дизентерия, воспаление легких, сыпной тиф,
сильные отеки, то есть болезням, гибельно действующим на человека, не
имеющего физических и психических запасов.
Когда я отправился в Сталинград, наивность моя еще не покинула меня. Я
радовался, что избавился от психотеррора Тамары Николаевны и не догадывался,
что переход в другой лагерь будет похож на изгнание из рая. Тем более что
путь следования от Астрахани до Сталинграда походил на поездку по курортным
местам. И еще чудо при расставании: Мейер выдал мне наручные часы, которые
раньше были отобраны при взятии в плен. И вот ведь какая разница - в Табалле
часы мне вернули, а в Красноармейске такое в голову не могло прийти
надзирающему персоналу, что есть такие дураки, которые могут пленному что-то
вернуть. Я уже рассказывал выше, как обменял часы на кашу с подсолнечным
маслом.
Еще один сюрприз - транспорт до Сталинграда. Еду с конвоиром на
пароходе. Он несет объемистую сумку с продовольствием, а я - пленный - хожу
без ноши, прямо безумие какое-то.
28 сентября 1943 г. На полуторке вдвоем отправляемся в Астрахань.
Впервые вижу речной вокзал, где люди с различным багажом толпятся в ожидании
парохода. Любуюсь в определенной степени экзотической картиной. Смотрю на
непривычную для немца смесь представителей разных национальностей. Волосы от
белокурых до темно-черных, глаза от круглых до миндально-овальных, носы
тупые и длинные, прямые и искривленные, одежда пестрая и неприметная. А я
стою в форме пилота немецких ВВС, и никто на это не обращает внимания.
Пытаюсь на лицах найти выражение гнева, вражды и ненависти, но безуспешно.
Людская масса растворяет меня в себе.
Вдруг из уст в уста понеслась неминуемая новость "Пароход идет!". Толпа
двигается к трапу, который пока что еще лежит на причале. Медленно и
величественно приближается пароход таких размеров, который на реках Германии
не встретишь. Картина эта производит на меня глубокое впечатление и я опять
забываю, что нахожусь в неволе. Я всасываю в себя увиденное и укладываю в
память.
Пассажиры по трапу обрушиваются на пароход. Мы с конвоиром плаваем в
потоке живых существ, который, минув сужение трапа, разливается по палубам.
Конвоир знает куда двигаться, и мы занимаем удобное место в каком-то