"Николай Фробениус. Лакей маркиза де Сада, или Каталог Латура " - читать интересную книгу автора

и ростовщиков вроде нее, - все это даже не приходило ей в голову. Мир
несправедлив, народ голодает, но ведь это не ее вина. Погоня за прибылью
требует, конечно, некоторой несправедливости. Но почему она должна из-за
этого огорчаться? С другой стороны, она всегда трезво вела свои денежные
дела. Не повышала проценты. Не мошенничала с долговыми обязательствами и
брала не больше, чем все остальные ростовщики в Руане и Лизьё. Ей только
хотелось, чтобы ее расчеты были безупречны.
Все мечты Бу-Бу ограничивались деньгами. Цифрами. Долговыми
обязательствами. Золотыми монетами. У нее, как у коллекционера, был
повышенный интерес к монетам. Она любила их сами по себе, и у нее не
возникало ни малейшего желания потратить на что-нибудь свое состояние.
Но тут произошло нечто странное. С тех пор как ростовщичество
превратилось для Бу-Бу в привычное занятие, тело ее вдруг ожило и задышало
так, что ей это казалось непристойным. Словно монеты, долговые
обязательства и столбики цифр необъяснимым образом разбудили ее кожу, и
она проснулась, как животное после спячки. Кожа льнула к одежде,
раскрывалась навстречу случайным прикосновениям. Всякий раз, когда кто-то
нечаянно прикасался к Бу-Бу в очереди на рынке или когда Гупиль сухо
пожимал ей руку, она ощущала почти болезненное щекотание. В постели ее
груди колыхались и жили, будто самостоятельные существа, они поднимали
соски вверх и терлись друг о друга. Бедра, ягодицы, лоно вели себя еще
более непристойно. В конце концов ей приходилось прибегать к рукоблудию,
чтобы наконец заснуть. Пристыженная, она кричала от страсти. И пыталась
поскорее все забыть. Но это преследовало ее, точно зуд.

***

Человек, пробиравшийся сквозь лесные заросли, бежал, опасаясь, что
это бегство закончится смертью. Лицо его покрывала пятидневная щетина, а
босые ноги почернели от запекшейся крови. Сразу было видно, что он бежал
из тюрьмы. Он не смел объявиться в приморском городе, никаких планов у
него не было и сил тоже. Больше всего ему хотелось упасть на мох и
исчезнуть, незаметно исчезнуть навсегда. Мысль о смерти не пугала его. Он
предпочитал смерть возвращению в сырую камеру. Но ему не хватало мужества.
Он шел вперед, закрыв глаза и не обращая внимания на ветви, хлеставшие его
по лицу.
Почувствовав, что он вышел из чащи, беглец открыл глаза и
остановился. Перед ним на гребне холма, словно покинутый, стоял каменный
дом. Приоткрытая дверь. Темное окно. Он огляделся. Подумал: я бежал всю
ночь. И начал осторожно подниматься к дому. Была мертвая тишина, и чем
ближе он подходил к дому, тем крепче становилась его уверенность, что там
никто не живет. Он отворил дверь и шагнул в темноту. Стены сомкнулись
вокруг него, и он сразу почувствовал запах пищи. Почему он не ощутил его
раньше, ведь внутри пахло очень сильно? Беглец засмеялся. Пять лет он не
ел жареного мяса и теперь просто не узнал его запаха, а ведь в тюрьме он
исключительно по запаху, задолго до того, как тюремщик появлялся в
коридоре, мог определить, принес тот жидкую кашу или суп и приправлены ли
они каплей свиного жира. Он так напряженно вслушивался, чтобы не
пропустить ни одного звука, что не почувствовал запаха, щекотавшего ему
ноздри. Теперь он неподвижно стоял в темноте и знал, что поворачивать уже